Она сжала его руку.
— И кое-кто из нас обнаружил, что все не так плохо, как казалось.
— Верно.
Она, засмеявшись, прижалась щекой к его плечу.
— Нам повезло, Генрих.
Теперь он, похоже, смутился. Не вспомнил ли он те дни, когда она, отбросив осторожность, молила его о том, чтобы он ответил на ее неистовую, требовательную страсть?
Он совсем не изменился, с грустью подумала Катрин.
Но он все же относится к ней, конечно, не так, как прежде, когда он считал ее пустым местом. Теперь он сознавал, что она способна быть сильной, влиять на его министров. Между прошлым и настоящим находился Сент-Квентин.
Она неподвижно стояла рядом с ним.
— Значит, нам нечем утешить дочь?
Он покачал головой.
— Несчастное дитя! — пробормотал Генрих.
— Она переживет это. Ей страшно, потому что она очень молода.
— Она переживет это, — повторил он.
— Как другие… до нее.
Генрих шагнул к двери. Катрин произнесла в отчаянии:
— Генрих, до меня дошли слухи.
Он остановился, подождал; она непринужденно рассмеялась.
— Ты удивишься. Как ты думаешь, о ком?
— Не представляю. Нет… нет…
Повернувшись лицом к жене, он испуганно посмотрел на нее; она почувствовала, что ее сердце екнуло.
— О Элизабет? — продолжил он.
Она снова засмеялась, на этот раз с горечью.
— Нет, не о нашей дочери. Это были слухи… обо мне.
— О тебе… Катрин! Что ты хочешь сказать?
— Ты, возможно, заметил, что этот глупый молодой человек, Франциск де Вендом…
Генрих, похоже, недоумевал.
— Что такое? — спросил он.
— Он уделял мне много внимания в последнее время.
Генрих нахмурился.
— Молодой Вендом! — сказал король. — Эти Бурбоны — ужасные хитрецы. Уверен, ему что-то от тебя надо.
Катрин возмутилась. Ему даже не приходит в голову, что молодой человек хочет соблазнить королеву. Генрих ясно дал ей понять это, намекнув на стремление Вендома получить какую-то выгодную должность при дворе.
Катрин чувствовала, что развивать ее мысль будет глупо, но она не могла прогнать надежду из сердца.
— Некоторые люди думают, что этот глупец… влюблен в меня.
Генрих, похоже, удивился.
— О, вряд ли. Тебе следует остерегаться его. Эти коварные Бурбоны… вечно ищут выгоды.
— Хотела бы я разделять твою уверенность, — сердито произнесла Катрин.
Но мысли Генриха были уже далеко, он не заметил ее злости.
Когда король ушел, Катрин стала расхаживать по комнате. Он был по-прежнему равнодушен к ней. Он терпел ее общество. Он стал уважать ее немного больше, но ей не нужно было его уважение.
Хорошо, она даст месье де Вендому надежду! Займется легким флиртом. Заставит людей посплетничать. Тогда, возможно, Генрих обратит внимание на жену. Она не пойдет дальше публичного флирта; она не желала ничего серьезного; Катрин хотела только одного мужчину, она знала, что другого у нее не может быть. Но она могла жить, лишь надеясь и продолжая мечтать о том дне, когда Генрих будет принадлежать ей.
Стук в дверь прервал мысли королевы. Кто это? — подумала она. Оказалось, что паж принес ей письмо.
Она взглянула на него, и ее сердце забилось чаще. Она узнала почерк Нострадамуса. Письмо пришло из Прованса — этот провидец находился сейчас там.
Катрин отпустила пажа и принялась читать послание астролога.
Она дважды прочитала письмо, и ее охватили недобрые предчувствия. Нострадамус сообщал, что он сильно колебался, не зная, следует ему писать это письмо или нет. Но он все же пришел к заключению, что сделать это — его долг. Последнее время ему снились весьма тревожные сны, главными фигурами в которых были король и королева.
Несколько лет тому назад ему приснился сон, который произвел на астролога такое сильное впечатление, что он записал его. Теперь этот сон стал повторяться. Нострадамус видел двух львов, сражавшихся друг с другом. Они боролись дважды. Один из этих львов был молодым, другой — старым. Старый лев терпел поражение, молодой выбивал ему глаз. Старый лев умирал в мучениях. Таким было содержание повторяющегося сна.
Катрин, страстная почитательница астрологов и их дара предсказывать будущее, серьезно задумалась об услышанном. Нострадамус намекнул, что старый лев — это Генрих, поскольку на его гербе был изображен лев. Нострадамус был уверен, что королю угрожает какая-то опасность. Он умолял королеву оберегать короля от всяких несчастий.
Катрин сильно опечалилась. Если Нострадамус увидел умирающего льва, который символизировал Генриха, ничто не могло спасти короля. Если королю было суждено погибнуть, значит, это произойдет.
Кто был молодым львом? Испания? Англия? Это исключено. Эти страны нельзя назвать молодыми. Возможно, лев — это не Генрих, а Франция. Это было вполне вероятно. Франция в опасности. Последняя война, которая закончилась штурмом Сент-Квентина и подписанием договора Като-Камбрези, была серьезным ударом для страны. Де Гиз противился подписанию этого соглашения, он говорил, что двадцать лет успешных кампаний не исправят нанесенного им ущерба. Одним росчерком пера король отдал итальянские земли, которые завоевывались в течение последних трех десятилетий. Результатом этого шага должны были стать браки Элизабет и сестры короля Маргариты, которая выходила замуж за герцога Савойского. Король устал от итальянских войн, он хотел вызволить из плена своего друга коннетабля. Англичане были изгнаны с французской земли; пусть Франция удовлетворится этим. Генрих заявил, что Италия — это западня, в которой со времен его отца и Карла Пятого оставались богатства и жизни французов.
И все же… вся страна была повергнута в скорбь подписанием этого договора. Это была первая схватка, из которой лев вышел, зализывая раны.
Что дальше? — спрашивала себя Катрин. Испания? Или Англия?
Она ни с кем не обсуждала сон Нострадамуса, но ее охватила грусть. Элизабет бродила по дворцу, точно бледное привидение; девочка перестала смеяться, ее нынешняя улыбка казалась жалкой тенью прежней.
Катрин часто виделась с де Шартром, он пользовался ее благосклонностью, она позволяла ему сидеть рядом с ней на собраниях Круга, с наигранной радостью выслушивала его любезности.
Наблюдая за подготовкой свадьбы Элизабет с испанцем, Катрин испытывала все более сильную грусть.
Люди прибывали в Париж из пригорода. Они танцевали на улицах, шумно веселились на набережных Сены. Ветер трепал многочисленные французские и испанские флаги.
Настал день, когда Альба вошел в город с пятью сотнями своих людей. На них была одежда черного, красного и желтого цветов. Парижане, увидев герцога, испытали разочарование, хотя он выглядел великолепно в черном костюме. Справа от него ехал граф Эдмонт, слева — принц Оранжский. На них люди смотрели настороженно. Еще недавно эти двое возглавляли армии, воевавшие с французами. Растерянные мужчины и женщины не понимали действий правительства, планов и замыслов короля.
