«Странная фамилия, — думал он, — звучит для иностранцев, как испанская, однако не испанская. Хургес… Кем бы он мог быть?»
«Отец Хургеса, Соломон Хургес, был польским евреем. В свое время он эмигрировал в Соединенные Штаты, но там ему не повезло, и он перебрался в Южную Америку».
Но и сам Бласко Хургес тоже загадал загадку — он не просто утонул, но унес с собой в пучину стальную скрижаль с описанием способа добычи энергии из атома. Этот свой секрет он намеревался вручить Советскому Союзу. И вот собирается всесоюзный ученый совет, чтобы решить — плыть в Атлантический океан на поиск затонувшего парохода в надежде извлечь из водной бездны заветную скрижаль, или все-таки не плыть. Тут вспоминают про подводный телевизор Моти Гинзбурга и понимают, что поиски не будут вестись вслепую. Тогда возникает другая проблема — не приведет ли высвобождение атомной энергии в промышленных масштабах к мировой катастрофе.
Выступает «высокий, полный, румяный академик», горячий энтузиаст атомных экспериментов, который ни в какую катастрофу не верит.
И собрание принимает сторону румяного ученого. Вот только фамилия у него не совсем обычная — Тоффель.
Русской литературе она знакома с 1917 года — из повести Куприна. В ней к скромнейшему чиновнику является некий ходатай и вводит в права владельца имения, оставшегося после покойного родственника, — чудака и алхимика.
Ходатай представляется: Мефодий Исаевич Тоффель. Чиновник отправляется в имение и находит там старинную книгу, которую пытался расшифровать покойный. Наследник — любитель разгадывать разнообразные шарады — находит ключ к шифру и обретает заветное слово. И все его желания — от повышения по службе и выигрыша на бегах до успеха у женщин — тотчас исполняются. Тут-то и понимает счастливец, что означает имя ходатая: Меф-Ис-Тоффель.
И ходатай поведал наследнику всю правду:
«Вы совершенно случайно овладели великой тайной, которой тьма лет, больше тридцати столетий. Ее когда-то извлек из недр невидимого мира духов сам царь Соломон. От него она перешла к финикиянам, к халдеям, потом к индийским мудрецам, потом попала опять в Египет, затем в Испанию, во Францию и, наконец, в Россию. Вместе с этой тайной вы получили ни с чем не сравнимую, поразительно громадную власть. Тысячи незримых существ служат вам как преданные рабы, и в том числе я, принявший этот потертый внешний облик и этот глупый боевой псевдоним»[306].
Называлась купринская повесть «Звезда Соломона»… Вспомним теперь, что отца Хургеса звали Соломон.
Румяный академик уверял, что овладение атомной энергией принесет советским людям великое счастье и власть над природой. Беляев в спор не вступал, а просто дал академику имя дьявола-искусителя. А значит, взгляды Беляева на научно-технический прогресс не всегда были безудержно оптимистичны.
* * *
Беляевская повесть названа «Чудесное око». Но и это перевод с украинского — «Чудесне око». А вот в 1937 году — в письме редактору Детиздата Г. И. Мишкевичу — Беляев именует повесть романом с отличным от привычного нам названием: «Чудесный глаз»[307].
Ну как тут не вспомнить Смоленск, позднюю осень 1910 года и номер газеты с анонимной заметкой «Электрический глаз».
А вот и сама заметка:
«Открыт новый способ передачи при помощи электрического тока видов, изображений, рисунков, картин и т. д. на значительные расстояния. Изобретателем этого способа является преподаватель петербургского технологического института Б. Л. Резинг.
— Значение электрической энергии весьма велико, — сообщил он сотрудникам „Бирж[евых] Ведомостей]“, — весьма велико… Такой глаз может сыграть большую роль в жизни фабрик и заводов. Владелец завода, находясь в своем кабинете, может, благодаря ему, видеть всё, что делается в той или иной мастерской. С его помощью можно будет разыскивать погибшие корабли»[308].