– Соболезную! А ее отец? Что с ним?
– Он женился, и мы больше не видимся. Но я приехала вовсе не за тем, чтобы вспоминать прошлое.
– А за чем же тогда?
– Чтобы упросить ваше императорское величество ответить мне на вопрос, один-единственный, который не дает мне покоя вот уже много-много лет.
– С вашим-то любопытством и молчать много лет? Что-то не верится, – засмеялся Наполеон. – На вас не похоже. Ну что ж, спрашивайте!
– Из всех титулов и званий, которыми вы наградили Жюно, он ценил одно: адъютант императора. Но его-то никак не мог добиться. Он любил ваше величество безмерно, и все почетные должности, как бы лестны они ни были, отдал бы за эту, однако вы держали его всегда на расстоянии. После кампании, завершившейся Тильзитом, вы сделали его губернатором Парижа, потом доверили высокие посты в Португалии и Испании, потом назначили генерал-губернатором Иллирии. Но если Жюно участвовал в битве под Аустерлицем, этой главной из ваших битв, то только потому, что посмел ослушаться вас и сбежал к вам из Сирии, где ему было невыносимо. Почему вы избегали его? Скажите мне правду, сир! Очень вас прошу!
Лаура готова была упасть на колени, но Наполеон удержал ее.
– Так и быть, – вздохнул он. – Открою вам правду. Она не служит к моей чести и, возможно, причинит вам боль, но вы сами этого хотели.
Он встал и сделал несколько шагов по направлению к дому, сиявшему всеми своими окнами, словно там готовился праздник. Лаура поспешила за ним, боясь, что он ускользнет и не откроет правды, которой она так добивалась.
– Это случилось примерно за год до вашей свадьбы… Двадцатого февраля тысяча семьсот девяносто девятого года в Сирии, когда мы вошли в Эль-Ариш. Мы отпраздновали победу, и остались вдвоем у меня в палатке. Нам было весело. Вполне возможно, Жюно выпил лишнего. И тут он сказал мне, что Жозефина в Париже изменила мне у всех на глазах с неким Ипполитом Шарлем. Мне показалось, что мир вокруг меня рухнул. Жозефина и это ничтожество!.. Женщина, которую я обожал, в объятиях паркетного шаркуна, который, как говорят, ее только смешил. Что я перестрадал, не имея возможности вернуться во Францию, описать невозможно! Думаю, вы не забыли, что наш обратный путь на родину был очень долгим. Я помышлял о самоубийстве, но… Франция! Слава! Остальное вы знаете: я вернулся, я был вне себя от ярости, и потом ночь, когда я не мешал Жозефине рыдать и вымаливать у меня на коленях прощение у дверей нашей спальни, где я заперся на ключ. Я мог бы убить ее… Но слишком ее любил. В конце концов я открыл ей дверь… И… Что тут говорить?.. Когда Жюно увидел рядом со мной жену, которую я простил, он взглянул на меня и пожал плечами с видом полнейшего непонимания. С тех пор, как только он оказывался рядом, я снова видел его непонимающее лицо и снова переживал жуткую ночь в Эль-Арише. Но его беспримерная отвага, его преданность заслуживали награды и почестей. И счастья тоже. Я для него не скупился. Я даже позволил ему жениться на вас.
– А по какой причине вы могли бы ему помешать?
– Не знаю. Из мести, быть может. Ему принадлежали все, кого он хотел. Он был так красив. И вы тоже не устояли. И я чуть было не воспротивился.
Она подняла на него недоумевающий взгляд, и на лице его появилась улыбка. Она появлялась так редко и придавала ему столько шарма!
– Вы были обворожительны. Я считал, что он потребовал слишком много. Может быть, потому, что тогда я и сам вас любил.
– Меня?
– Вас. Хотя эта любовь была, наверное, сродни инцесту, потому что вы были для меня моей младшей сестрой. Как Полина…
– А Каролина?
– Нет, нет! Совсем другой характер. Она мужчина в женском обличье и своей красотой пользовалась всегда как приманкой. Тайеран как-то сказал, что она Кромвель с лицом красивой женщины. Я даже не знаю, что с ней теперь…
Наполеон замолчал, Лаура тоже молчала. Опускалось красное закатное солнце, благоухали цветы. Цветы, которыми засадила свой сад Жозефина. Лаура с трудом удерживала слезы, которые щипали ей глаза. Этот необыкновенный человек с фантастической судьбой сотрясал и ее жизнь грозами и одаривал незабываемыми мгновениями. Лаура вдруг почувствовала, что, если он никогда больше не вернется, мир померкнет и будет совсем другим.
Она вздрогнула – Наполеон взял ее за руку.
– А ты? Как ты живешь? Жозефина, Полина и ты были самыми расточительными женщинами империи. И самыми восхитительными модницами тоже. А теперь что?
– Да почти ничего, но я собираюсь приняться за работу! – решительно заявила она, насмешив Наполеона.
– За работу? Ее высочество герцогиня д’Абрантес?
– Я собираюсь писать мемуары. Один мой друг подал мне такую мысль и утверждает, что они будут пользоваться большим успехом.
– И кто этот друг?
– Молодой писатель, его зовут Оноре де Бальзак.
Лаура не стала прибавлять, что он еще и ее любовник.
Наполеон снова рассмеялся, поцеловал ей руку, которую все еще не выпускал, и повлек ее за собой.
– Постарайся вспоминать обо мне не слишком дурно.
– Я пришлю вам их в Америку. Но скорее всего, вы уже вернетесь. Народ ненавидит смехотворное временное правительство Фуше, так что того и гляди взбунтуется.
– Сейчас не до бунтов. Войска противников вот-вот войдут в Париж. Мне лучше уехать. Но я от всего сердца надеюсь, что мы еще увидимся. Самое главное, чтобы в Париж вернулись мой сын и моя жена. Важно, чтобы меня на троне сменил мой маленький Римский король.
Наполеон выпустил ее руку и немного отодвинулся. Лаура поняла, что разговор окончен, что им нечего больше сказать друг другу. Вдалеке под деревьями она увидела белое платье Гортензии, сделала реверанс и тихо сказала:
– Благодарю ваше величество за подаренные мне несколько драгоценных минут. С позволения императора пожелаю ему доброго пути. И скорого возвращения во Францию!
Наполеон задержался на секунду перед женщиной, почти что преклонившей перед ним колени, и спросил:
– Вы искренне желаете моего возвращения? Вы ведь любили Меттерниха?
И Лаура услышала свой ответ, словно кто-то проговорил ее голосом:
– Ради славы нашей Франции больше всего на свете!
Он протянул к ней руки и попросил:
– Поцелуй меня, чертенок!
Поцеловала. Расплакалась. Убежала.
И уже сидя в карете, все плакала и плакала, пока не иссякли слезы. А иссякли они тогда, когда в голове у нее возник вопрос: а для чего она все-таки поехала в Мальмезон? Чтобы узнать ответ на вопрос, который вот уже много лет не давал ей покоя? Или хотела увидеть в последний раз удивительного человека, осенившего славой народ, обессиленный кровавой революцией? Порой она его ненавидела… Или ей только так казалось?.. Из жены сержанта, который стал потом генералом, он сделал герцогиню. Она едва не стала королевой Португалии и уж точно была одной из самых блестящих красавиц при дворе. Почему же после смерти мужа она не переставала мечтать, что в один прекрасный день бросит ему в лицо всю горечь, накопленную за годы нескончаемых войн от имени всех в них погибших? На что она надеялась, приехав в тот самый Мальмезон, где он когда-то будил ее, растирая ей ноги? Она хотела увидеть его оскорбленным? Подавленным? Он ведь собирался даже покончить жизнь самоубийством… Но нет, ничего подобного она не увидела. Он был бодр, горд и готов все начать сначала, лишь бы отобрать у австрийцев сына, которого они украли. Она увидела его более великим, чем в кругу маршалов с белыми плюмажами… И как же она была поражена, узнав, что часть этих маршалов, не побоявшись бесчестья, перешли на сторону врага… Не говоря о Фуше с обагренными кровью руками, который во время Революции расстреливал из пушек народные толпы в Лионе, а теперь, встав во главе временного правительства, требовал расстрельную команду для поверженного орла.
