Вторая цель программы защиты морских черепах заключается в увеличении доли выживших черепашат. Волонтеры проходят специальную подготовку и сертификацию. Найдя гнездо, которое находится слишком близко к воде или недостаточно глубоко зарыто, они имеют право перенести его на безопасное место. Крайне осторожно, вынимая песок буквально по горсточке, они вскрывают гнездо. Затем, не переворачивая яиц, складывают их в ведро, роют новое гнездо в более удачном месте и помещают яйца туда в том же порядке, в каком они были извлечены. На пляжах, где гнездам угрожают хищники, волонтеры огораживают гнезда заборчиком. После того как черепашата вылупятся, волонтеры собирают дополнительную информацию, раскапывая одно гнездо из четырех. Они записывают, сколько яиц проклюнулось, а сколько не проклюнулось, а также фиксируют количество черепашат, которые вылупились, но умерли прямо в гнезде. Эта работа приходится на самые жаркие дни августа — солнце, грязь, вонь, яичные желтки. Однажды Джуди вскрыла гнездо и обнаружила в нем двадцать мертвых черепашат. Это было душераздирающее зрелище.
Однако раз за разом на дне гнезда Джуди случается найти все еще живого черепашонка, который по какой-то причине не сумел самостоятельно выбраться на пляж.
И Джуди его спасает.
Она работает волонтером в южнокаролинской программе по защите гнезд морских черепах вот уже пять лет. Я спрашиваю, зачем ей это нужно.
«Ну, сначала было просто очень весело брать квадроцикл и на заре нестись по пляжу. И еще интересно было находить следы больших черепах, „дорожки“. Но вот потом, когда впервые раскапываешь опустевшее гнездо, чтобы пересчитать оставшиеся яйца, и видишь там живого черепашонка, который не сумел выбраться на поверхность, сердце просто разрывается от нежности».
«А сколько черепах вы спасли за пять лет, как вы думаете?»
«Много… несколько сотен, наверное, — отвечает Джуди, но потом грустно добавляет: — Хотя я знаю, что на практике выживет только одна из тысячи».
Потом она смеется: «Но я верю, что каждый черепашонок, которому я помогла, выжил. Что там будет с другими, не знаю, но мои выживают, я уверена».
Мы договариваемся вместе пойти обходить берег следующим утром. Джуди советует взять с собой воду и средство от комаров.
Шесть утра. Золотисто-лазурное небо, как на картинах Максвелла Пэриша. Кроме Джуди и меня в команде есть еще женщина по имени Шерри Джонсон и семиклассница Эйприл Фладд, которая работает в проекте вот уже второе лето. Наш участок называется Боганирей Плантейшен — 6500 акров песка, солончаковых болот и дубрав. Это один из тех кусочков Атлантического побережья, который почти не испытал на себе влияния человека, — настоящее сокровище.
Мы берем пару квадроциклов, на которые нагружено необходимое снаряжение: несколько т-образных щупов в полтора метра длиной, флажки, чтобы отмечать гнезда, пара сетчатых клеток, которые не дают енотам добраться до гнезда, GPS-навигатор, большое ведро на случай, если придется переносить гнездо, ярко-оранжевые знаки, которые расставляют, чтобы идущий по берегу человек не наступил на черепашье гнездо. Джуди предлагает мне сесть на зеленый квадроцикл позади нее, а Эйприл устраивается с Шерри на оранжевом. Камера, мотор! — мы отправляемся в путь. Над болотами восходит солнце. В воздухе веет прохладой, а из звуков слышно только птичье пение. В полумиле от берега по солончакам бредет снежно-белая цапля, по небу плывет морской ястреб, а на мелководье ищет пищу семейка американских клювачей.
Джуди оглядывается и перекрикивает шум мотора: «Теперь видите, почему я сюда прихожу? Тут моя церковь». Она права. Заря на пляже дарит такое же волшебное ощущение, какое бывает, когда сидишь в нефе Шартрского собора и глядишь на витражи.
Пробравшись через болото с тучами мошкары, мы выезжаем на песок и начинаем свое патрулирование — ищем «дорожки». Пляж пуст, если не считать лодки ловца креветок в пятистах метрах от берега, да низко летящей крылом к крылу стаи пеликанов. Океан спокоен, как зеркальный пруд, и кажется, что на горизонте вот-вот покажется африканский берег.
Не везет. Мы объезжаем весь участок, добираемся до места, где река Северный Эдисто отделяет остров Ботани от Сибрука, — там за высоким забором расположился фешенебельный комплекс для состоятельных пенсионеров, любителей гольфа и тенниса, — однако не встречаем ни единой «дорожки». Увы. Не повезло. Мы разворачиваемся и едем обратно с пустыми руками. Я разочарован.
Однако потом везение возвращается. На обратном пути мы сталкиваемся с Крисом Салмонсеном, государственным биологом, работающим с дикой природой и патрулирующим соседний участок пляжа. У нас завязывается разговор, и, когда я говорю, что меня заинтересовали волонтеры вроде Джуди, Шерри и Эйприл, Крис улыбается и замечает, что без них он не смог бы выполнять свою работу. Мы договариваемся, что встретимся попозже и он подробнее расскажет мне о людях, работающих с морскими черепахами.
Крису сорок шесть лет. Он эколог по образованию и работал с волонтерами — спасателями черепах в Техасе, Флориде и Южной Каролине.
«Расскажите мне об этих людях».
Некоторым из них, говорит Крис, особенно мужчинам, больше всего нравится носиться туда-сюда по пляжу на квадроциклах. Такие долго не задерживаются. Большинство серьезных волонтеров — женщины.
Он говорит: «У многих волонтеров в жизни есть какая-то пустота, которую им нужно заполнить. Черепахи им в этом помогают. Это все равно что ходить в церковь по воскресеньям. Это религия».
Я припоминаю, что Джуди говорила мне то же самое.
Джуди не такая, как другие волонтеры, говорит Крис. У нее очень насыщенная жизнь. Она ведь не только спасает черепах, но и держит салон, а еще занимается живописью.
Крис продолжает: «Правда, не все волонтеры таковы. Некоторые из них настоящие фанатики. Они носят футболки с черепахами, украшают всевозможными изображениями черепах дома и вообще хотят, чтобы все знали, что они любят черепах. Так они обретают индивидуальность».
Потом Крис рассказывает мне о том, как однажды ужинал с женщиной, спасавшей черепах в Техасе. Когда он заказал креветок, женщина разрыдалась. Оказалось, что боролась с местными ловцами креветок, заставляя их использовать специальные приспособления, позволяющие черепахам выбираться из сетей для креветок. Однако несмотря на все приспособления, каждый креветочный коктейль для нее означал смерть еще одной черепахи.
На следующее утро я снова встаю на заре и отправляюсь патрулировать берег — на этот раз с Крисом и его волонтерами: студенткой колледжа по имени Роза (она выходит в патруль пять дней в неделю) и фотографом по имени Мари, у которой с собой объектив длиной с мою руку. Я запрыгиваю на квадроцикл позади Розы, и мы едем через болото и солончак. Сегодня комарье в болоте совсем озверело — почище, чем в фильме «Африканская королева». Они прокусывают одежду, а мы знай отмахиваемся кепками. По ноге у Розы тонкой струйкой течет кровь.
Мы едем по пляжу и уже метров через четыреста натыкаемся на «дорожку». Первой замечает ее Роза, и ей достается честь отыскать отверстие, ведущее в гнездо. Роза берет щуп и начинает поиски. С помощью щупа можно обнаружить узкий ход, ведущий к гнезду. Песок в этом ходе более рыхлый, чем почва вокруг. Проверка щупом — дело тонкое, и, чтобы сунуть кончик щупа в песок, приходится прилагать немало усилий. Однако если нажмешь слишком сильно и при этом угодишь в рыхлый песок гнезда, щуп пройдет прямиком в гнездо и раздавит яйца. Для работы со щупом нужна изрядная ловкость; примерно 10 % яиц гибнут под щупом.
