Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
На крыльцо вышла дородная женщина со строгим, нахмуренным лицом. Светлый платок только оттенял чёрные брови и карие глаза, с некоторым недовольством взглянувшие на просто одетого босоногого незнакомца, а потом на Нечая, как бы спрашивая: «Кого привёз без моего ведома?»
Возница, накрутив вожжи на выступающий колышек, проворно соскочил с телеги, взбежал на крыльцо и о чём-то стал горячо говорить вполголоса. Пока он убеждал, лицо хозяйки несколько раз менялось: оно то становилось суровым, то освещалось лучиком надежды, но более всего выражало опасение и даже страх: привечать в своём доме некрещёного, а тем паче волхва опасно. Но желание помочь дочери…
– Добрая хозяюшка, – прервал её сомнения Светозар, – не беспокойся обо мне понапрасну. Я человек простой, в теремах жить непривычный, ежели дозволишь, заночую на сеновале, там сподручнее и вольнее…
У хозяйки, видимо, несколько отлегло от сердца, и она велела девушке, помогавшей по дому, накрыть для приехавших стол под навесом. Светозар сел на лавку, а Нечай пошёл куда-то в дальний конец двора побеседовать со знакомым конюхом.
В это время с крыльца медленно сошла девочка лет пяти. Может, она была старше, но выглядела так, потому что была худенькой и бледной до прозрачности. Несмотря на тёплую, даже жаркую погоду, одета она была так, будто на дворе стояла глубокая осень.
Светозар подозвал её, вытащил горсть лесных орехов:
– Это тебе белочка передала!
Девочка несмело взяла, попробовала раскусить орех, но не смогла. Её больше привлёк посох Светозара, и она стала водить пальчиком по его тёмной гладкой поверхности, разглядывая рукоять-ящера.
Волхв поглядел в её глаза, провёл рукой по позвоночнику, погладил по головке. Мать стояла неподалёку в напряжённом ожидании. Слова волхва прозвучали для неё как внезапный удар грома средь ясного неба:
– Хвори в девочке нет…
Мать готова была услышать что угодно, но только не это. Если бы кудесник сказал, что на дитя навели порчу или это какая-то неизвестная неизлечимая болезнь, она бы поверила, но такое…
– Как же нет? Она ведь тает на глазах, моя доченька! – со слезами в голосе проговорила женщина, прижав к себе маленькое покорное тельце.
– Ты сама её изводишь… – строго сказал Светозар.
Женщина испуганно встретила его тяжёлый взор и растерялась.
Она хотела возразить, крикнуть, что это неправда, но стояла молча, только меняясь в лице.
– Ты вначале не хотела этого ребёнка: возраст, немолодая уже. Да и жить стали не чета прежнему, столько забот прибавилось по новому хозяйству, о котором раньше и не мечталось. Вот и стала снадобья пить, чтоб дитя не родилось, – продолжал волхв, глядя своими пронзительными глазами.
Кровь бросилась в лицо женщины. Этот чародей знал о самом потаённом, в чём порою сама себе не признавалась, пряча мысли в укромные уголки души.
– Однако сила Рода победила, и девочка появилась на свет. Но такая хилая и болезненная. И тебе стало страшно, что это из-за тех снадобий. Ты принялась опекать младшую дочь так, как не опекала никого из детей, и тем самым стала вредить ей.
– Что ты говоришь, отче. – Женщина опустила очи, чувствуя, что волхв читает по ним её мысли так же легко, как свои колдовские книги. – Разве может любовь принести зло, тем паче любовь матери…
– А разве ты не ведаешь, – печально сказал волхв, – что от чрезмерного обилия солнца растения гибнут? Что избыточное солнце уничтожает жизнь? Ты сама укрыла вон там цветы в тень, чтоб они не завяли и не усохли. Даждьбог сотворил Солнце в небе нашем и сотворил Любовь в душе человеческой, и законы для них одни. Ибо любовь, подобно солнцу, должна ласково согревать близких, а не испепелять их убийственным жаром и не быть подобной куску холодного льда. Лишь так будет зеленеть Древо Жизни. А коли человек позволяет овладеть собой какому-либо чрезмерному чувству или желанию, то опасны могут быть дела его, ибо он нарушает равновесие Поконов Сварога, который дал человеку не токмо сердце, но и ум.
Ты же, чуя вину перед дочерью, отдалась безумной любви. И даже не любви, а навязчивой опеке: стала оберегать чадо от зноя и холода, давать лучшую, по твоему разумению, пищу, не пускала играть к другим детям, чтоб они не обижали её и не дразнили. Ты отняла девочку от Матери нашей Сырой Земли, запретила бегать босиком. Она никогда не чуяла целебную силу живых источников, потому что ты всегда моешь её дома в подогретой воде. Ты отвернула её от богов наших: от яри Солнца-Сурьи и животворящего дыхания Даждьбога, от очищения Купалы, от прикосновений Стрибога и волшебной кудели Макоши, которая прядёт нить людских судеб из лунного света и серебристых речных туманов. И только Мара приближается, протягивая свою костлявую руку, чтоб совлечь её в Навь, где Яма выпьет кровь и отнимет жизнь.
– Что же делать, отче? – со слезами на очах подавленно прошептала мать.
– С завтрашнего утра и ежедневно пусть девочка в одной лёгкой рубашонке босиком выбегает на луг, пока роса не ушла с травы. Это утренняя Заря-Мерцана проливает в степь своё молоко, от которого сила и крепость удваиваются. Пусть бегает, пока тело не разогреется и щёчки не порозовеют. А если не сможет, по возвращении домой пусть по горнице бегает, покуда ножки сами не просохнут и согреются. За осень покрепчает, так что сможет зимой и на снег выбегать. И тебе, как матери, не худо бы по утренней росе да по снегу ходить, это только в пользу, и ребёнку пример. Увидишь, какую радость это доставит вам обеим! Одёжку лишнюю не надевай, на воздухе пусть поболе времени проводит, играет с другими детьми, и кушать насильно не заставляй…
– Да как же это? – всплеснула руками женщина. – Ведь она с голоду помрёт, а сама никогда не попросит!
Голос волхва обрёл крепость железа.
– Это она сейчас у тебя помирает. А будешь упорствовать, идти супротив законов божеских, и вовсе помереть может. Я всё сказал, хозяйка, решай как знаешь…
Утром на том месте, куда Светозар пригласил юношу, больного немощью, собралась целая толпа людей. Воистину, слух бежит впереди ветра.
С этого дня Светозар начал исполнять то, для чего он пришёл в Нов-град, войдя в начертанный для себя круг волховства, эту попытку если не спасти чистоту и силу веры славянской, то хотя бы пробудить в людских душах помыслы её и прорастить зёрна, пришедшие к нему самому через многие века и тысячелетия. Чтобы хоть толика малая этих зёрен сохранилась в людской памяти, передавая грядущим поколениям истину о том, кто они есть, славяне, на самом деле.
Светозар был здрав и крепок – пошло его сорок девятое лето, – посему сил хватало на всё: и на лечение людей, и на терпеливые ответы и объяснения тем, кто приходил с подозрением и сомнениями, и на то, чтобы рассказывать старинные предания и петь красивым, сильным голосом древние «думы». К «буковицам» отца Велимира, переданным ему бабушкой после смерти деда, прибавилась ещё не одна: Светозар кое-что записал сам, но больше выискивал, покупал, обменивал, да люди и сами охотно несли ему дощечки с письменами, белые кожи с «чаровными знаками», календари, травники и прочее, чего прежде много было в каждом славянском доме. Теперь хранить это и пользоваться дедовскими знаниями стало опасно: за подобное карали нещадно. Светозар собирал древние письмена в тайном укромном хранилище. Многое из того он знал наизусть и рассказывал новгородцам об истоках Руси великой, о Русколани, Сурожи, Волыни, Антии, Киеве, Нов-граде Таврическом и Дунайском, о Рароге, Арконе и Волине – славянских державах и градах могучих. И ещё более древние предания о крае Иньском, зелёном Семиречье и отце Арии, о его сыновьях Кие, Щехе и Хориве, которые стали во главе трёх славянских родов: киян-русов, чехов и хорват.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
