— Нет, Кирилл, Сиднейская опера — это что-то особенное, — мечтательно проговорила Машка. — Она находится прямо на берегу океана — огромное белое здание, похожее на парусник. Здесь оно не совсем такое, как в наши времена, гораздо лучше.
— Ну не знаю… Объясни мне, Машка, одну вещь. Почему, как тебе что-то нужно, так пожалуйста — и Луна, и Австралия… А нам только сидеть и нос не высовывать. Я еще в прошлый раз подозревал, что Спартак нам мозги пудрит насчет всяких взаимных влияний.
— Понимаешь, Кирилл… — похоже, Машка попала в трудное положение. — Они хорошо меня знают. Они ко мне привыкли.
— Понимаю, — охотно согласился Кирилл. — Нас, косорылых, лучше на цепи держать и в наморднике.
— Нет, это не так! Ну хочешь, я уговорю дядю Спартака — ты тоже полетишь со мной?
— Да ладно, не напрягайся. Я и не ждал, что с нами тут будут особо цацкаться. Машка, я слышал, как вы разговаривали… Что, лавочка закрывается?
Машка кивнула.
— Мы больше никогда не попадем сюда. И не увидим их. Мне почему-то так грустно…
— Оставайся.
— Нет, этого нельзя, — покачала головой Машка.
— Почему? Взаимные влияния?
— Не только… Понимаешь, тут своя жизнь. И у меня тоже должна быть своя жизнь. Ну как тебе объяснить?
— Не надо, я примерно понял. «Есть такое слово — родина, сынок», правильно?
— В общем, да.
— А знаешь, Машка, я сначала думал, что ты пришелец из будущего. Что тебя специально к нам заслали в Зарыбинск.
— Почему? — рассмеялась Машка.
— Ну, потому что тебе тут все разрешают, ты тут свой человек и потому, что…
— Почему?
— Честно? Ты какая-то странная.
— Странная?
— Ну нет, я не так сказал. Особенная. Ты у нас в городке такая одна. Ни на кого не похожа.
— И это плохо?
— Нет, что ты!
— Спасибо… Ты тоже особенный, Кирилл.
— Еще чего!
— Я серьезно. Я ведь только поэтому обратилась к тебе, а не к другим ребятам.
— А я думал, потому, что у меня мать в архиве работает.
— Нет. Ты надежный и еще — серьезный. И ты сразу согласился мне помогать.
— Ну и что? — Кирилл пожал плечами. — Все бы согласились. Хрящ — тот вообще пищал от восторга.
— Ну ему это нравилось. А тебе — не нравилось, но ты все равно помогал мне. Все равно не бросал, хоть и спорил все время.
— Подумаешь… — Кирилл нахмурился, чтобы скрыть смущение. Потом сладко потянулся и сказал: — Ох, и напьюсь я сегодня.
— Сомневаюсь, — Машка хитро улыбнулась, но Кирилл не обратил на это внимания. Машка встала, протянула ему руку.
— Мне пора. Вечером увидимся.
— Пока, — кивнул Кирилл. — Привет папуасам.
* * *
— Лишь к вечеру Кирилл смог увидеть Дрына. Тот стоял неподалеку от дома, поднявшись на цыпочки перед молоденьким деревцем, и что-то там внимательно рассматривал.
Некоторое время Кирилл с усмешкой наблюдал за. ним, потом крикнул:
— Дрын, а Дрын! Любишь смотреть, как мухи трахаются?
Дрын обернулся, но ничего не ответил, продолжая с неподдельным интересом разглядывать ветки и листья.
Кирилл потоптался на месте, не выдержал и тоже подошел.
На вид это было обычное деревце. Но вдруг Кирилл заметил, что некоторые веточки у него прозрачные, словно из стекла, и внутри что-то струится.
— Что еще за хреновень такая? — пробормотал наконец Дрын. — Типа автополива, что ли?
— Не трогайте там ничего, пожалуйста, — донесся от дома голос Спартака. — Это система кислородного барьера, вам лучше там не стоять.
— Не угадал, — развел руками Кирилл. Спартак на этот раз был в своей офицерской форме, которая просто сияла от обилия разных металлических деталей и вставочек. Он и держался по-особому — как-то официально.
— Проходите в дом, — сказал он, — вас ждет косметолог.
— Это еще зачем? — возмутился Кирилл.
— Мы решили, что перед торжеством вам надо придать подобающий вид. Не волнуйтесь, это быстрая и простая процедура. Кстати, не хотите ли переодеться в новое?
— Нет, не надо, — запротестовал Кирилл. Он еще помнил свое пробуждение в розовой распашонке. Кто их знает, чего они подберут ему на этот раз.
— Куда идем-то? — хмуро поинтересовался Дрын.
— Иди, иди, — Кирилл тихо рассмеялся. — Сейчас тебе там губки подкрасят, глазки подведут…
В небольшой комнатке было устроено нечто вроде импровизированной парикмахерской с зеркалом и кучей приспособлений. Кирилл сел в кресло и вокруг него засуетился небольшой, очень подвижный человек с гладко прилизанными волосами. Он ничего не спрашивал и не советовал, только все время что-то бормотал себе под нос.
По волосам Кирилла прошлась урчащая машинка с десятком блестящих подвижных дисков на конце, потом его лицо протерли влажной холодной салфеткой и обмели каким-то кремом, обмазали чем-то, снова обмели и наконец побрызгали голову чем-то душистым.
Кирилл внимательно посмотрел на себя в зеркало. По большому счету в его облике ничего не изменилось, разве что лицо стало каким-то гладким, чуть слащавым. После процедуры он сам себе напоминал чисто вымытую тарелку.
Зато с Дрыном мастер возился куда дольше. Кирилл чуть не заснул, пока ждал его во дворе. Наконец Дрын вышел, и Кирилл изумленно присвистнул.
Дрын изменился, но нельзя было точно определить, в чем именно. Вроде бы везде было прибавлено и убавлено по капле. Остались те же огромные зубы навыкате, те же патлы болтались по воротнику. По-прежнему Дрын был похож на лошадь, но теперь эта лошадь стала породистой, что ли, облагороженной. Во всем его облике появилась некая значительность.
— Дрын, — тихо проговорил Кирилл. — Что с тобой сделали?
— Что? — встревожился Дрын.
— Да ты знаешь, на кого ты теперь похож?
— На кого?
— Не знаю… На художника какого-то. Нет, на композитора — вот! Тебе только концертом дирижировать.
— Да? — Дрын призадумался.
Кирилл продолжал его разглядывать. Он думал, что сменить бы вьетнамские джинсы и кроссовки на фрак — точно получился бы композитор.
— Нам пора, — сказал Спартак.
Их ждал оранжевый автомобильчик, похожий на игрушку. Окна и кабина водителя были зашторены — похоже, здесь строго следили за тем, чтобы гости не увидели лишнего. Впрочем, Кирилл выглядывал через щелку, но ничего особенного не видел. Вдоль дороги стояли сосны, иногда среди них мелькали деревянные домики.
