Через некоторое время в комнату вошли двое. Одного Отто узнал сразу – замминистра Эйно Парве, одетый, как и тогда, при первой встрече, в чёрный френч с серебряными позументами. За ним следовал персонаж менее солидный, но зато более колоритный. Он был худ до нескладности и небрит, носил простенький дешёвый костюм, на лацкане которого имелся значок – глаз в треугольнике, знаменитое Всевидящее Око. Но самое примечательное в наружности спутника Эйно Парве было то, что уже по первому впечатлению становилось ясно: он психически ненормален. Бегающий взгляд, неровная дёргающаяся походка, мимика шимпанзе – всё говорило за это. Раннет почувствовал боль в низу живота – так давал знать о себе глубоко спрятанный ужас перед двумя безумцами, во власти которых он оказался.
– Guten Tag, Herr Ran![107]– приветливо сказал Эйно Парве.
– Я не понимаю вас, – отозвался Раннет по-эстонски.
– Полноте, дружище, – замминистра ухмыльнулся. – На эстонском языке вы говорите гораздо хуже, чем на своём родном – немецком. Хотя могли бы и освоить за столько-то лет. Но если угодно, будем говорить по-эстонски.
– Вы меня с кем-то перепутали, – попробовал играть по старинке Раннет.
Эйно Парве и второй, походивший на сумасшедшего, встали бок о бок напротив металлического стула, к которому был прикован Раннет, и замминистра заметил:
– А вы, оказывается, плохо держите удар, господин штандартенфюрер. Наверное, стареете? Раньше вы были спокойнее и не поддавались на прямые провокации. Кстати, хочу представить вам моего друга. Его зовут Юхан Мяльк, он возглавляет Музей древней истории.
Директор Музея древней истории тут же скорчил такую рожу, что впору было вызывать санитаров.
– Он очень большой специалист в своей области, – отрекомендовал замминистра приятеля. – И умеет работать не только головой, но и руками.
Отто Раннет искоса посмотрел на руки Мялька – пальцы у директора Музея были длинные и тонкие, с такими пальцами из него мог бы получиться хороший хирург или музыкант. Но, видно, не получился.
– Вы меня с кем-то перепутали…
– Ну, разумеется, перепутали, – Эйно Парве засмеялся. – Тогда объясните нам, господин Раннет, откуда у бывшего заключённого концентрационного лагеря, у бывшего механизатора совхоза имени Пегельмана, а ныне – малообеспеченного пенсионера, оказалась крупная сумма в долларах США, бриллианты, пистолет Вальтера, и вот это? – замминистра полез в карман френча и извлёк из него сложенную вчетверо гравюру, девятнадцать лет служившую единственным украшением однокомнатной квартиры Отто Раннета. – Очень неосторожно с вашей стороны, господин штандартенфюрер, хранить у себя подобную картинку. Она же выдала вас с головой. Я ведь ещё сомневался, когда ехал к вам полгода назад, но когда увидел её, понял: вы тот, кто нам нужен.
– Я не знаю, о чём вы говорите, – отозвался пенсионер хмуро. – Я вырезал эту картинку из «Огонька». Она мне понравилась.
Юхан Мяльк мерзко захихикал и облизнулся.
– Глупо, господин Ран, глупо. В «Огоньке» никогда не напечатали бы символическое изображение Мистерии Грааля. Товарищ Суслов не допустил бы. Он в этих делах разбирался.
– Что вам от меня нужно? – спросил старый эстонец безнадёжно.
– Вот это совсем другой разговор, – сказал Эйно Парве, он спрятал гравюру и закурил. – Нам нужно совсем немного. Вы даёте нам несколько цифр: точные координаты антарктической базы и шифр устройства самоликвидации. В обмен мы предлагаем: домик в престижном пригороде Таллинна, хорошую пенсию и достойную старость. Соглашайтесь. Это очень выгодное предложение.
Раннет сделал вид, что размышляет. Потом ответил так:
– Хорошо, я сознаюсь. Я действительно штандартенфюрер СС Отто Ран. Однако вы ошиблись в главном: я никогда не имел отношения к антарктическим экспедициям Третьего рейха. Этой темой занимался Альфред Рихтер.
– А мы располагаем другими данными, – сказал Эйно Парве. – С тридцать девятого года, с момента вашей мнимой смерти, по декабрь сорок четвёртого вы под именем штандартенфюрера СС Отто Келера находились на базе «Ной Швабенланд». Фактически вы возглавляли специальный антарктический отдел «Аненербе» и принимали в строительстве базы самое непосредственное участие.
Настал долгожданный момент, и Раннет не преминул воспользоваться своим единственным шансом.
– Это ложная информация, – сказал он просто. – Я не знаю, откуда вы получили сведения о базе, но они не соответствуют действительности. С тридцать девятого года я занимался теоретическим обоснованием проекта «Новая раса» и работал в концлагерях. Например, с профессором Августом Хиртом из Страсбургского университета.
Замминистра помолчал.
– Вы настаиваете на своей версии? – спросил он после паузы.
– Да. Но это не версия – это правда.
Эйно Парве взглянул на Юхана и отошёл к стене. Мяльк выпятил нижнюю губу, от чего его сходство с шимпанзе заметно усилилось, и приблизился к Раннету. Он наклонился над пенсионером, и заговорил отвратительно визгливым голосом:
– Слушай ты, старый ублюдок, хватит вешать нам лапшу на уши. У нас есть способы тебя разговорить. Знаешь, наверное, есть всякие химические препараты. Но я – я! – сторонник старых методов. Потому что я хочу увидеть, какого цвета у тебя кровь. Увидеть, как ты обгадишься. Увидеть, как ты будешь плакать и умолять меня о смерти.
Пенсионер знал, что это не пустые слова – директор Музея древней истории явно не зря был приглашён на допрос. Но Раннет не строил иллюзий: не будет никакого домика в пригороде, не будет «достойной старости», а быстрое согласие ответить на заданный вопрос означает только быструю смерть.
Бывшему штандартенфюреру СС вдруг стало интересно узнать напоследок предел своих возможностей. За годы войны он насмотрелся на смерть в разных её формах. На его глазах людей стреляли, душили, топили, травили газами, расчленяли, но сейчас он вспомнил только один эпизод из своей биографии. По приглашению Института экспериментальной медицины, подчинённого «Аненербе», Отто Ран присутствовал при опытах доктора Рашера из Мюнхена. Зигмунд Рашер по заказу Люфтваффе проводил исследования воздействия больших высот на человеческий организм. В качестве подопытного материала использовались заключённые лагеря Дахау. Рашер встретил Рана приветливо и сразу провёл в свою лабораторию, где как раз шла подготовка к очередному эксперименту с переохлаждением. В лаборатории стоял чан с обычной водой, в которую ассистенты доктора набросали толчёный лёд, поддерживая температуру не выше трёх градусов по шкале Цельсия. В чан поместили двоих раздетых догола русских офицеров. По расчётам Рашера смерть должна была наступить максимум через сорок минут, но он ошибся, и эта пытка длилась целых пять часов! Офицеры кричали, на русском и на немецком просили убить их. На втором часу один из ассистентов проявил беспокойство и потребовал прекратить эксперимент, и тогда Рашер пригрозил ему пистолетом, сказав, что застрелит любого, кто попытается прервать опыт до его «естественного завершения». На четвёртом часу сорвавшие голос русские вдруг обнялись и один что-то тихо сказал другому. Рашер потребовал от присутствующего в лаборатории поляка перевести слова подопытного, чтобы занести их в протокол. Поляк помялся, но потом сказал: «Они прощались». На пятом часу подопытные потеряли всякую подвижность, а ещё через некоторое время Рашер констатировал остановку дыхания и смерть…
