— Удачный день сегодня. — Арчи как ни в чем не бывало стоял под моросящим дождем.
— Хочешь, подвезу? — предложила Энн улыбаясь. — Еду к себе в гостиницу, нам по пути.
— Нет, спасибо. Я уже вызвал такси.
Энн заглянула в дом, где Клэр и Генри совещались о чем-то с техниками-криминалистами.
— Зачем? Здесь любой тебя может подбросить!
Шеридан пожал плечами:
— Мне надо заехать кое-куда.
— Посреди ночи? — Энн догадалась, куда он собрался. Она тоже ездила встречаться с Греттен Лоуэлл в те первые дни, когда Арчи в беспамятстве лежал в больнице под наркозом. Мучаясь угрызениями совести из-за своей ошибки в описании преступника, Бойд надеялась пополнить профессиональный опыт из беседы с «убийственной красоткой». Но Греттен отказалась разговаривать с ней. Битый час она сидела, как глухонемая, под градом вопросов специалистки по криминалистической психологии. И заговорила лишь тогда, когда Энн поднялась, чтобы уйти. Греттен произнесла единственную фразу: «Он еще жив?»
— Ты завтра уезжаешь или останешься на пресс-конференции и прочие торжественные мероприятия? — спросил Арчи.
Энн позволила ему переменить тему.
— Я здесь на коротком поводке. — Она понимала, что нельзя насильно навязать помощь, Шеридан должен психологически созреть для этого. Но до чего же больно видеть, как он страдает, и еще больнее не иметь возможности хоть как-то облегчить страдания. — Так что днем буду поблизости, если захочешь поговорить.
Вместо пресс-конференций она поедет на местную фабрику «Найк» покупать две пары кроссовок четырнадцатого размера.
Арчи поигрывал чем-то в кармане пальто, уставясь на носки своих ботинок.
— Да, я хочу поговорить.
— Но не со мной, — продолжила за него Бойд.
Шеридан посмотрел на нее и улыбнулся. По его лицу было видно, что он измотан до крайности. Энн подумала, что и сама, наверное, выглядит не лучше.
— Хорошего тебе полета, — искренне пожелал ей Арчи. — Мне было приятно повидаться с тобой.
Энн шагнула к нему.
— Что бы ни произошло — когда ты был у Греттен… Что бы тебе тогда ни пришлось испытать или совершить, ты не можешь объективно судить об этом. Все происходило в условиях экстремальной ситуации. Она специально подстроила так, чтобы сломать тебя.
Арчи отвернулся, глядя куда-то в ночь.
— В том подвале я распрощался со всем, что любил, — произнес он негромким ровным голосом. — С детьми, женой, работой. С жизнью. Я приготовился умереть. У нее на руках. Без всякого сожаления. Потому что она была рядом. — Шеридан посмотрел в лицо Энн. — Потому что она была со мной.
— Лоуэлл психопатка!
На тесную автостоянку перед зданием штаба зарулила желтая машина с шашечками на боку.
— Да, психопатка, — согласился детектив, делая шаг в сторону такси. — Но кроме нее, у меня никого нет.
Глава 49
Арчи приходит в сознание с ощущением провала в памяти. Он по-прежнему лежит на больничной кровати в подвале. Но все здесь теперь по-другому. Кровать отодвинута к стене. Улетучилось зловоние гниющей плоти. Шеридан ищет глазами труп и не находит. Бетонный пол чисто вымыт. Раны перевязаны свежими бинтами, простыни на кровати тоже заменены. И сам он вымыт и чист. В носу держится запах нашатырного спирта. Арчи собирает в памяти обрывки воспоминаний, пытается сложить более или менее цельную картину последних событий.
— Ты беспробудно спал два дня, — раздается голос Греттен. Она предстает в новой одежде — черных брюках и сером кашемировом свитере; свежевымытые белокурые волосы гладко зачесаны назад и стянуты в блестящий хвостик.
Шеридан тупо моргает, все еще не в силах собраться с мыслями.
— Не понимаю, — с трудом выговаривает он слабым голосом.
— Ты умер, — объясняет Греттен. — Но я тебя возвратила. Десять миллиграммов лидокаина. Даже не знала, получится ли. — Она ослепительно улыбнулась. — У тебя, наверное, очень здоровое сердце.
— Зачем? — сипит Арчи, когда до него доходит смысл сказанного.
— Затем, что мы еще не закончили.
— Я закончил, — произносит Шеридан как можно тверже.
Взгляд Греттен становится строгим.
— А вот это не тебе решать. Никто тебя не спрашивает. Здесь все решения принимаю только я. А ты просто делай, что велено. — Психопатка наклоняется, ее лицо совсем близко, теплая ладонь прижата к щеке пленника. — Это же так легко, — ласково увещевает Лоуэлл. — Ты так долго и напряженно трудился. Без сна, без отдыха. Отягощенный бременем ответственности. И всегда все решал за других. — Детектив чувствует, как ее дыхание щекочет ему губы. Он слишком слаб, чтобы смотреть на нее. Он смотрит сквозь убийцу. — Теперь уже все уверены, что ты умер, милый. Прошло слишком много времени. Все знают, что чужие жизни у меня так долго не хранятся. Генри знает. Мне кажется, тебе надо радоваться. Ты больше никому не нужен. — Греттен улыбается и целует его в лоб. — Поздравляю!
Арчи продолжает смаковать этот поцелуй, даже когда Греттен начинает снимать повязку со шва, наложенного на хирургический разрез от конца мечевидного отростка до пупка. Даже когда его взгляду открываются черные стежки, стягивающие края рассеченной плоти.
— Припухлость уменьшилась, и покраснение тоже, — с довольным видом констатирует Греттен.
Шеридан смотрит, не мигая, в потолок. Он в западне. Прямо-таки садистский анекдот. Лоуэлл может годами держать его здесь в подвешенном состоянии между жизнью и смертью. В качестве подопытного кролика изуверских фантазий.
Но он хочет знать.
— Что ты собираешься сделать со мной?
— Подержу у себя пока.
— Сколько продлится это «пока»?
Греттен опять наклоняется, теперь уже глаза в глаза, и Арчи поневоле приходится смотреть на нее, на эти огромные голубые глаза, на слегка выгнутую бровь, на матовую кожу. Она лучезарно улыбается.
— До тех пор, пока тебе не понравится.
Арчи опускает веки.
— Я хочу спать.
Просыпается он от того, что Греттен опять вырезает у него на груди острым кончиком ножика. Пленник чувствует боль, но ему наплевать. Это мелочь, комариный укус. Боль служит признаком того, что он жив.
— Хочешь, чтобы я перестала? — спрашивает психопатка, не отрывая глаз от работы.
— Нет. Может, случайно перережешь артерию. — Голос едва теплится — горло все еще охвачено жгучей болью.
Греттен кладет ладонь ему на щеку и приникает губами к уху, будто собираясь поделиться секретом.
— А как же твои дети? Разве ты не хочешь жить ради них?
Перед мысленным взором Шеридана возникают родные лица Бена и Сары, но он тут же старательно стирает их из сознания, пока не остается ни пятнышка. Арчи отворачивается к стене и говорит: