для педагогической деятельности, и действительно, профессорство ему предлагали неоднократно. Только вот Василий Иванович с тем же упорством отказывался, считая для себя «свободу выше всего». К тому же метод художника не укладывался ни в какие преподавательские теории, приспособленные для передачи опыта ученикам и последователям.
Когда казалось, что черёд «Степана Разина» наконец-то пробил на творческих часах Сурикова, белая полоса признания и успеха сменилась в жизни художника чёрной полосой потери близкого человека. Василий Иванович получил известие о кончине любимой матушки, и глубокая скорбь снова сдавила его сердце железными тисками, вывела из состояния эмоционального равновесия, на время парализовала беспредельное трудолюбие. «Слёзы глаза застилают, – пишет горюющий художник брату. – <…> Я заберусь в угол, да и вою. Ничего, брат, мне не нужно теперь. Ко всему как-то равнодушен стал». И тут же признаётся Александру: «Ты ведь у меня один, кроме детей, на котором мои привязанности».
Вместе с дочками – с ними он почти никогда не расставался – Василий Иванович едет в Красноярск, чтобы поклониться могиле матери. В осиротевшем отчем доме он перебирает в горестной задумчивости гитарные струны и увлекается найденным в домашней библиотеке жизнеописанием генералиссимуса князя Суворова. Уже на обратном пути в Москву художник обдумывает композицию нового полотна, и «Степану Разину» ничего не остаётся, как снова набраться терпения.
Итак, неукротимые творческие побуждения повелели художнику написать исторический переход русской армии через Швейцарские Альпы под предводительством Александра Васильевича Суворова, состоявшийся во время Русско-французской войны 1799 года. Суриков взялся исследовать совсем новую для него историческую реальность. Художник изучает биографию полководца, всматривается во внешний облик генералиссимуса, запечатлённый его современниками, и конечно, предельно внимательно знакомится с военной экипировкой тех лет. Неутомимому живописцу удалось раздобыть образцы подлинного обмундирования суворовской армии, штурмовавшей непреступные Альпы.
В 1897 году Василий Иванович побывал в Швейцарии, прошёл путём суворовских солдат и даже скатился, как они, в снежное ущелье. А через год Суриков отправился в Сибирь искать «дореформенный солдатский тип». Подготовительная работа заняла два года. Столько же времени ушло на творческое созидание у холста, и к 27-й Передвижной выставке картина была готова. Так получилось, что год завершения работы над картиной снова выдался юбилейным для запечатлённого на суриковском полотне события, что не стало препятствием для критических высказываний. «Знатоки» подмечали допущенные художником многочисленные неточности в деталях, на что Суриков отреагировал, как всегда, решительно: «Суть-то исторической картины – угадывание. Если только сам дух времени соблюдён, в деталях можно какие угодно ошибки делать. А когда точка в точку – противно даже».
«Переход Суворова через Альпы» купил император за двадцать пять тысяч рублей, что позволило художнику вместе с дочками съездить на Кавказ, а годом позже – в Италию, и память немилосердно возвращала Василия Ивановича к тому, первому путешествию по этой благословенной стране вместе с незабвенной Елизаветой Августовной.
Когда Пётр Кончаловский сделал Ольге Суриковой предложение и в сердце любящего отца невесты невольно взыграла родительская ревность, молодой художник успокоил будущего тестя словами: «Но ведь вы же её, Василий Иванович, воспитали для мужа-художника». В феврале 1902 года молодые обвенчались.
В столицу Суриков наведывался нечасто и блеском её жизни очарован не был. Собрания передвижников Василий Иванович посещал как бы нехотя, нерегулярно и всё больше отмалчивался. Но если услышанное задевало его, лаконичные, бьющие прямо в цель высказывания Сурикова для большей убедительности могли сопровождаться ударом кулака по столу. Прямолинейность и чувство собственного достоинства не изменяли художнику даже в общении с сильными мира сего.
Дотянувшись наконец до своего терпеливого «Разина», Суриков первым делом озадачился поиском подходящей натуры. Художник выезжал на Каму, Волгу, Дон. Первый композиционный замысел, родившийся ещё в период триумфа «Боярыни Морозовой», то есть при жизни Елизаветы Августовны, представлял собой изображение целой флотилии. Окончательная версия картины с одной большой ладьёй заметно отличалась от первоначального варианта.
Когда картину размещали в зале Исторического музея, где проходила 35-я Передвижная выставка, Суриков раздражался по поводу цвета рамы, полагая, что её позолота сливается с тоном неба на полотне. Неудовольствие живописца принудило организаторов выставки не только придать раме бронзовый оттенок, но даже перекрасить стены в более тёмный цвет, что, впрочем, не принесло желаемого результата. Вконец изнервничавшийся художник заперся вместе со своей картиной, чтобы привнеси в своё творение спасительные поправки. А когда двери выставочного зала распахнулись, «Степан Разин» замер в ожидании вердикта публики и критики.
Все экспозиционные дни перед картиной толпились люди, но огромное полотно так и не нашло покупателя, хотя поговаривали о намерении академии его приобрести. «… да откуда у ней деньги-то?» – язвительно вопрошал Суриков и добавлял: «Ну, да не горюю – этого нужно было ожидать. А важно то, что я Степана написал! Это всё». Трудности с продажей картины между тем объяснялись просто: сюжет «Разина» не вписывался в концепцию правительственного музея, а его размеры и стоимость казались невозможными для приобретения холста частным лицом. На протяжении ещё трёх лет после выставки Суриков пытался «усилить» образ главного персонажа, окончательно завершив работу над картиной только в 1910 году. Годом позже художнику предложили показать своего «Степана Разина» на Международной выставке в Риме. Василий Иванович вначале засомневался, а потом решился с шутливым напутствием: «Пусть прокатится Стёпа по Европе».
Почти одновременно с «Разиным» Сурикова захватила тема Пугачёва, но всё ограничилось созданием серии этюдов и эскизов. Чуть позже то же самое произошло и с несостоявшейся картиной «Княгиня Ольга встречает тело Игоря».
Выставочные неприятности «Разина», несколько поколебали боевой дух Сурикова. Собственную неудачу он связывал с нарастанием внутреннего кризиса Товарищества, в той или иной степени отражавшимся на творческой энергии передвижников. В 1907 году Василий Иванович счёл для себя правильным влиться в Союз русских художников, сохраняя при этом членство в Товариществе.
Весной 1910 года художник с дочерью Еленой отправился в Париж, где уже находилась старшая дочь Ольга с мужем и детьми. Наталья Петровна Кончаловская, внучка Сурикова, пишет об этом времени: «Василий Иванович и Пётр Петрович были здесь совершенно неразлучны. Их дружба была удивительной – они понимали друг друга с полуслова… Отец учился у деда искусству живописного видения, дед с интересом относился к поискам новых путей». Летом Суриков вместе с зятем посетил Испанию, писал там акварели в условиях совсем непривычного для себя яркого освещения и остался ими доволен. Чтобы соответствовать духу Союза, Василий Иванович предложил его выставке этюды, написанные в Испании. И хотя эти вещи откровенно «не суриковского склада» были благосклонно приняты критикой, они не могли добавить ничего существенного к его прежним громким победам.
Василий Иванович старел, но был всё так же неутомим. Максимилиан Волошин, которому художник на склоне лет поведал о перипетиях своего жизненного и творческого пути,
