старик за ними. Видно, что ему тяжело, но упирается изо всех сил. Последним исчезает в свечении. Свечение медленно гаснет.
Смотрим в экран оба офигевшие. Муромец признается, что раз пять это пересмотрел и все равно глазам своим не верит. Этого не может быть! Нашел еще один файл, запустил. На экране стоп-кадр. Крупно – перекошенное лицо дымящегося перед возгоранием. Ну и рожа! Очень похож на зомбака из голливудских ужастиков. Глаза такие же белесые.
Муромец вытащил из пачки сигарету, предложил мне и сам закурил:
– Утром посмотрели, глазам своим не поверили, сразу по коням, и туда. Едем, материмся, я, признаюсь, тебя большей частью материл. Думал, что студентик, то есть ты, с нами шутки решил шутить…
– Ну а я-то здесь при чем?
Муромец прижал руку к груди, мол, погоди, дай договорить:
– …но умом понимаю, что это – не розыгрыш. Больно уж натуралистично. Едем, думаем, что делать. Мы ведь народ – законопослушный. У нас с ментами мир и дружба, поскольку сами бывшие менты. И договоренность, если что серьезное, криминал какой, мы сразу информируем. А тут не то что криминал, мокруха! Натуральное сожжение двух лиц при отягчающих. Приехали. Под дубом – зола, пепел, на коре – следы горения. Собрали, что можно собрать, и в лабораторию.
– И что?
– Обнаружены частицы человеческих тел со следами кремации. Но! Внимание! Частицы мертвых тел с явными признаками трупного разложения! Мертвых, понимаешь?!
Ни хрена не понимаю:
– Погодите, вот эти, которые горели, они были уже мертвые?
– И срок разложения – не менее полугода! Представляю, как эта парочка смердела. И еще никакого намека на горючие вещества, ни бензина, ни керосина. Есть спирт, этиловый. От процесса естественного брожения. Они сами полыхнули! Непонятно от чего.
Сижу, смотрю на оскаленную морду на экране. Надо же, зомбак! Как из кино!
– И вот еще что.
Муромец залез в карман, вытащил что-то в пластиковом файле. Перевернул, вытряс. На стол шлепнулась светлая кожаная перчатка, испачканная золой.
– Алешенька в кустах нашел, – сказал Муромец как-то обреченно.
Смотрю еще раз видео. Качество записи хреновое, но лицо старика мне почему-то показалось знакомым.
Глава 3. ОСЕННЕЕ ЛЕТО
К сытой и богатой жизни привыкаешь быстро. Сытая и богатая жизнь – развращает! Сытая жизнь никак не ассоциируется с зубрежкой в ночь перед экзаменом как раньше. Когда доцент Нистратов произнес свою знаменитую садистскую фразу: «Что ж, юноша, как говаривал Ленин, вам еще учиться, учиться и учиться… аж до зимы» и развернул мою зачетку, чтобы влепить в нее неуд… Я ведь хорошо запомнил, как изменились его глаза. Только что в глазах доцента было абсолютное интеллектуальное превосходство интеллигента советской закалки с легкой примесью горького сожаления о потерянном постсоветском поколении лодырей и двоечников. О моем поколении. Но тут доцент видит пачку американских денег. Хорошую пачку, я не поскупился и засунул в зачетку штуку баксов. Хотя за экзамен хватило бы и сотни. Но я хотел, чтобы наверняка! Чтобы он офигел! И он офигел! Сначала глаза округлились – удивление! Посмотрел на деньги, на меня (от меня-то он явно не ожидал), снова на деньги. Наконец осознал. И тут в глазах его проявилось то, что и следовало ожидать – затаенная и порочная любовь интеллигента старой советской закалки к американским президентам на купюрах. Препод движением, достойным хорошего иллюзиониста, растворил взятку в ящике стола и занес перо над зачеткой. И все-таки советская закалка взяла свое. «Хор» вместо «Отл». Мне это «Отл» и на хрен не нужно, мне и «Хор» вполне хватит, но за штуку баксов мог бы и…
***
О, эта сытая и богатая жизнь! Вот в эти моменты прелести ее ощущаешь особо. Приятно, черт возьми, видеть, что твои однокурсники не разбрелись компашками отмечать сданный у заразы Нистратова экзамен, как раньше, а ждут на лавочках около главного корпуса. Ждут меня, Мишу Попова. При этом старательно делают вид, что не именно меня, а просто ждут, когда все сдадут экзамен, чтобы всем вместе скинуться, выбраться на природу и, так сказать, отпраздновать. У нас же очень дружная группа. С недавних пор. И однокурсницы уже не морщат брезгливо свои прелестные носики, глядя на мои затертые джинсы и стоптанные туфли, а обжигают страстными взглядами моего спортивного «Ровера». Правда, джинсы у меня и сейчас затерты до небесной лазури, но очень, очень дорогие.
Не спеша подхожу к лавочке, девчонки облепляют меня со всех сторон, щебеча и поздравляя. Сдать у Нистратова с первого раза да еще на «хор» -- повод отметить! Знамо дело, кто бы сомневался. Ребята тоже здесь, уже раздавили пару пузырей недорогой бормотушки, вон, под лавкой тара пустая. Глаза уже с искорками, смотрят выжидательно, душа требует продолжения. Будет вам продолжение, не беспокойтесь. А кто это меня не поздравляет? Диреева с Галкиной сидят поодаль, обнявшись. Не, вы не подумайте, они не того… Нормальные девчонки. Просто зараза Нистратов их срезал. «Учиться, учиться и учиться, девоньки. Вы же – будущие врачи. Увидимся зимой». Что ж, бывает, по себе знаю. А вот сюрприз! Дина Карасевич – королева курса тоже здесь? Снизошла наконец! Видно, прослышала про нашу последнюю оргию в лучшем загородном клубе? Или же просто – созрела.
-- Что, ребята, гуляем?! – предлагает Баранов. -- Мы, кто сдал, с радости, ха-ха-ха, Диреева с Галкиной – с горя. Едем, как обычно, к дубкам?
Интересно, кто-нибудь скажет, что
