говорю то, что должен сказать. – Твоему отцу вовсе не все равно, – начинаю осторожно. – Он просто не знает, как выказать свою любовь к тебе.
– Ты его ненавидишь? – поднимает глаза, в которых затаился мучительный для моей любимой вопрос.
Добрая, нежная… Ангел – вот кто для меня Катя.
– Если ты кого-то ненавидишь, значит, ты проиграл, – нежно беру за руку любимую, – а я никогда не проигрываю. Мой ответ – нет. А теперь, милая, давай подумаем о нас и нашем малыше.
Дверь открывается и к нам заглядывает акушерка.
– Как вы здесь? – сходу обращается ко мне. – Стэфан, ваша задача – отвлечь Катю от боли и отмечать время и длительных схваток.
– Понял.
Лариса исчезает так же быстро, как и появилась. Я же принимаюсь за дело, но понимаю, что нет ничего, чем и на чем можно было бы записывать время.
Жена без слов тянет мне свой телефон. Ткнув пальцем в экран, отвечает на мой молчаливый вопрос в глазах.
– Приложение, Стэфан. Просто нажимай сюда, когда начнется схватка.
Час, два, три… Схватки есть, но периодичность плавает, протяженность тоже разная. Но вроде все не так плохо. Катя держится. У меня еще полно надежд, что роды – это не такое уж и суровое дело. Кате то и дело вкалывают спазмолитики.
А вот к ночи… начался ад!
Катя, вцепившись в меня, казалось, пронзит ногтями мне кожу на кисти. Ей больно, а я, двухметровый лось почти под центнер весом, ни хера не могу сделать! Схватка за схваткой… Моя девочка даже передохнуть не успевает – все сильнее и сильнее мучают боли.
– Держись, лапочка!
Она сжимает мою руку так, что мне кажется еще немного и мне понадобится хирург. На коже остаются глубокие, почти до крови, следы от овальных аккуратных ногтей Кати. Стойко терплю, потому что знаю: ей во сто крат хуже, чем мне.
– Ты у меня сильная, девочка.
– Сил нет!
Эти слова по сердцу ножом, и я сам ей руку протягиваю. Держи, милая! Лишь бы тебе легче было. Убираю влажный, пропитанный потом белокурый локон с гладкого лба Кати:
– Мои силы… забери.
Себя не чувствую совсем. Будто под сильнейшей анестезией. Все мысли только о том, что сделать, чтобы Кате стало легче. Растирание поясницы, поглаживания, попытки обнять – все мимо! В ответ лишь получаю уничтожающие взгляды. Не сдаюсь. Ношусь, как заведенный: дать воды, обтереть лицо, шею, просто помочь выстроить правильное ритмичное дыхание – я делаю все, что могу сделать, чтобы хоть на какую-то тысячную долю облегчить любимой страдания.
Я уже абсолютно сбился со счета сколько часов мы провели в палате до того, как начались потуги. И тут схватки прекратились. Эта жесть, что мучала мою жену почти одиннадцать часов, внезапно прекратилась!
Зашла акушерка и понеслось: встаньте, постойте, походите, опуститесь на корточки. Человека одиннадцать часов корежило. Она лежать с трудом может, а надо вот эту всю акробатику выполнять! Что за изверги здесь работают?! Но все для того, чтобы возобновить родовую деятельность – так сказали. Схватки должны продолжаться.
Тринадцать с половиной часов прошло, когда наконец-то врач сказала, что уже вот-вот…
Глава 91
Стэфан
…я не могу уйти из палаты в момент рождения ребенка.
Врач приглядывается к моему побледневшему лицу и предлагает сделать именно это.
Упрямо сжимаю челюсть. Кате очень тяжело. Я чувствую, что обязан быть с ней до конца.
А дальше все, как в тумане. Крики, боль, слезы, истерика, указания врача… Клянусь, чуть сам рыдать не начал!
– Катя! – командует акушерка. – Дыши правильно! Давай, девочка! Может понадобиться реанимация!
Эти слова прошивают мозг насквозь острой иглой. Кто сказал? Ищу убийственным взглядом. Зло зыркаю на врача. Переглядываемся, словно фехтуем шпагами.
Мысленно ору:
«КАКАЯ ОПЕРАЦИЯ?! Да сделайте уже что-нибудь, черт возьми!»
– Вы бы лучше за дверью посидели, – будто прочитав мои мысли, цедит врач. – Как услышите плач ребенка, тогда врывайтесь с ритуальными танцами счастья!
Ярость со скоростью звука меняется на другое чувство. Оцепенение. Врач прав. Я руководствуюсь чувствами, а они – профи. Словно замороженный, наблюдаю за тем, как персонал готовит реанимационные наборы. Мой ребенок еще на свет не появился, а уже может нуждаться в реанимации!
А вдруг не поможет? А вдруг… Гоню от себя все эти паршивые жуткие мысли. Обзываю себя тряпкой, слабаком. Ведь задача у меня, как у мужика, одна – оставаться мужиком и помогать жене, чем смогу, что бы не случилось.
…семь утра. Один пронзительный детский крик. Я, как в тумане. Ребенок на руках у врача. Время замедлилось до состояния холодного, почти заледененного геля. Звуков нет. В ушах вибрация пульса и какой-то свист. Я буквально чувствую каждый замедленный тяжелый удар своего сердца. ТУК. ТУК. ТУК. Вздрагиваю от пронзительного крика. Не моего, не Кати – нашего малыша!
Будто током ударило! Вернуло к жизни. Мой сын громко плачет – он живой. Провожу ладонью по лицу. Колени подкашиваются. Сильнее в своей жизни я ничего не испытывал! Меня будто пропустили через центрифугу. Как моя жена вообще это все вынесла?!
Спустя полчаса я готов благодарить Бога… любого! Хоть скандинавского, хоть Харе Кришна. Спасибо природе, что Катя под литрами эндорфинов. Моя лапочка уже не чувствует боли.
Поднимает на меня свои уставшие, лучистые, полные восторга глаза.
– Стэфан, посмотри, какой он красивый. Правда?
С трудом оторвав взгляд от бледного, но такого прекрасного лица жены, смотрю на своего крохотного сына. Маленький какой… Черноволосый, как я! Ушки, носик, пальчики малюсенькие, как у куклы. Малыш распахнул большие синие глаза с длинными ресничками и изумленно смотрит вокруг с уже осмысленным выражением. В груди что-то замирает. Глаза подозрительно щиплет. Мой ребенок! Глядя на сопящего малыша в пеленках, неожиданно понимаю, что своего узнал бы из кучи люлек.
Возвращаю полный любви взгляд на жену, только Катя уже не ждет ответ. Уснула. Вымоталась. Бережно прикасаюсь подушечками пальцев к разрумянившейся щеке жены.
– Лапочка, спасибо за сына, – голос дрожит.
Улыбаюсь, как дурачок, глядя на спящую Катю, на груди которой сопит наш сын.
Душу раздирает от смешанных чувств. Но больше всего выделяется одно – невероятная ответственность. Даже не просто за сына, а вообще – за жизнь, за нашу семью.
Медсестра аккуратно с попытки пятой забирает малыша из судорожно сжатых рук Кати. Оставляю любимую на попечение врачей. Глотнуть воздуха – вот что мне сейчас жизненно необходимо. Бесшумно, чтобы не разбудить свою СЕМЬЮ, выхожу на ватных ногах за порог палаты.
Первые, кого вижу – Зимин со Светланой. Они торопятся мне на встречу. Удивленно
