— Самоубийство?
— Похоже, что так, милорд. На столе лежало письмо, адресованное Скотленд-Ярду.
— Могу я с ним ознакомиться?
Судья надел очки и прочитал письмо среди все той же мертвой тишины. Затем он объявил:
— Господа присяжные! Сейчас я ознакомлю вас с этим письмом, которое имеет для нашего судебного разбирательства решающее значение. Прослушайте его, оно написано по-английски.
«Прежде чем покинуть этот мир, где я нарушил свой долг и по отношению к той, которую любил, и по отношению к своим друзьям по оружию, я хочу заявить: смерть сэра Эрика Фэррэлса, постигшая его вечером 15 сентября этого года, целиком и полностью на моей совести. Я насыпал стрихнин в формочку для приготовления льда в холодильном шкафу. Снять слепок из воска и сделать ключ от этого шкафа мне не составило никакого труда. Я попал в ловушку, которую сам же и расставил: я почувствовал, что не могу больше видеть, как страдает леди Фэррэлс — и из-за ее супруга, и из-за моих притязаний. Я не сожалею о том, что убил сэра Эрика, — этот человек был достоин только смерти, как не сожалею и о том, что покидаю жизнь, которая никогда не была ко мне добра. По крайней мере я уношу с собой уверенность, что положил конец кошмару, в котором жила моя возлюбленная. Пусть Господь Бог и моя возлюбленная простят меня!»
Окончив чтение, судья, показав на письмо, спросил Уоррена:
— У вас есть основания сомневаться, что это письмо написано рукой покойного?
— Никаких, милорд! Мы нашли несколько бумаг, написанных им по-польски, — сейчас их переводят, — и все они написаны одной рукой.
— Нет ли у вас оснований предполагать, что покойному… помогли покончить с собой?
— На теле нет никаких следов насилия.
— В таком случае…
— Ну и ну, — прошептал Видаль-Пеликорн, — роман, да и только! Что ты об этом думаешь?
— Ничего! Я в недоумении. Все это совершенно не в стиле того человека, с которым я имел дело. Что могло случиться?
Что заставило его совершить такой неожиданный поступок?..
— Скажем одно: пути Господни неисповедимы! Граф Солманский, безусловно, припишет это чудо своим молитвам.
В этот миг он просто обязан исполниться ощущения благодати.
— Вид у него совершенно не благостный, — сказал Морозини. — Можешь сам в этом убедиться — вон он в четвертом ряду, слева от нас.
— Он здесь?! Я не видел, как он вошел.
— Он вошел как раз тогда, когда началась вся эта сумятица с появлением Уоррена.
Граф сидел очень прямо на своей скамье, и его светлые глаза пристально смотрели на дочь, которая безудержно плакала.
По распоряжению судьи надзирательница увела леди Фэррэлс со свидетельского места и теперь пыталась ее успокоить.
Конец суда был таким, каким и должен был быть. Сэр Десмонд попросил прокурора аннулировать обвинение. Сэр Диксон, посоветовавшись с присяжными, которые были единодушны в своем мнении, любезно отказался от всех пунктов обвинительного заключения.
После чего судья объявил о невиновности леди Фэррэлс, и ее увели вниз по полутемной лестнице под неописуемый шум в зале. Спустя полчаса Анелька вышла под руку со своим отцом и села в черный «Роллс-Ройс». Шофер тронул автомобиль с места и с неимоверным трудом стал пробираться сквозь густую толпу, которая сгрудилась у входа в Олд-Бэйли. Смешавшись с зеваками и газетными фотографами, Морозини и Видаль-Пеликорн наблюдали за этим отъездом, в котором ничто не свидетельствовало о триумфе. Разве только на лице Солманского, чей высокомерный профиль появился на секунду за стеклом автомобиля, мелькнуло нечто похожее на торжество.
— Вот кто доволен, — заметил Адальбер, — и тем более богат. Его дочь получит колоссальное наследство…
— Вы можете не сомневаться, что я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось, — раздался возле них мужской голос, и они увидели Джона Сэттона. — Я был и остаюсь поверенным в делах и тайнах моего отца… И со мной им придется считаться!
— Но теперь-то вы наконец отказываетесь от своего обвинения? — спросил Альдо.
— Ни в коей мере. Все, что я видел и слышал, я и видел, и слышал на самом деле. Я нисколько не сомневаюсь, что убийца она. И в один прекрасный день докажу это.
И секретарь исчез в толпе, провожаемый озабоченным взглядом Адальбера.
— Я скорее склонен разделить его мнение, — наконец сказал он. — Это слишком уж своевременное самоубийство меня как-то смущает. А тебя?
— Ты известный гробокопатель! — весело сказал Альдо, который наконец вздохнул с облегчением и к которому наконец вернулось хорошее настроение. — Не цепляйся к мелочам! Я всегда верил, что Анелька ни в чем не виновата, и она в конце концов на свободе! Идем! Отпразднуем это!
Друзья тронулись в путь. Потихоньку стала расходиться и толпа, собравшаяся вокруг Олд-Бэйли.
Глава 12. ДРАМА В ЭКСТОН-МЭЙНОРЕ
Незадолго до Нового года Альдо и Адальбер отправились вместе в графство Кент. Их пригласил к себе Десмонд Килренен. Устав от шумихи вокруг благополучно завершившегося процесса леди Фэррэлс, адвокат решил пожить некоторое время в тишине своего уединенного поместья. Он знал, что Морозини хочет вернуться в Венецию, чтобы встретить Рождество со своими домашними, поэтому особенно настойчиво уговаривал друзей приехать к нему хотя бы дня на два.
— Не будет никого из посторонних, — говорил он им. — Даже моя жена всю неделю перед праздниками проведет в Лондоне. Она не успокоится, пока не объедет все дорогие магазины на Бонд-стрит и Риджен-стрит… Мне бы так хотелось выполнить свое обещание и показать вам перед отъездом мою коллекцию…
Друзья с радостью согласились. Сама по себе возможность полюбоваться дивным собранием редкостей вдали от ревнивого взора красавицы Мэри казалась Альдо заманчивой, к тому же он не оставлял надежды осторожно намекнуть адвокату на опасные замыслы его супруги. Похоже, оба его желания могли теперь исполниться. А главное, Морозини надеялся этой поездкой развеять нахлынувшую на него тоску.
Князя постигло жестокое разочарование. Он наивно полагал, что, выйдя из тюрьмы, Анелька немедленно призовет его к себе, поблагодарит за все, что он для нее сделал, и нарисует радостную перспективу ничем не омраченного будущего, в котором сбудутся все его чаяния и надежды. Однако ничего подобного не произошло, никаких известий от нее он не дождался. Хорошо еще, что Бертрам Кутс, осаждавший вместе с другими репортерами дом на Гросвенор-сквер, сообщил ему, что леди Фэррэлс со своим отцом уезжает в замок дю Девон, в котором некогда провела медовый месяц. Она покидала лондонский дом, не желая оставаться в том месте, где произошла трагедия, и стремясь убежать от Сэттона, от нависших, словно черная тень, воспоминаний о муже и досаждавших ей чиновников, которым ее отец поручил проследить, чтобы она вошла во все права наследования. Что же намеревалась делать Анелька в дальнейшем, никто не знал.
