чтобы её муж был рядом, – сказал он.
Поэтому Джеймс подрядил посольского работника Пэй Чэнь-каня, чтобы тот сопроводил старика в порт и убедился, что тот благополучно поднялся на борт. На платформе Карлебах обнял Эшера, и тот, обнимая старика в ответ, почувствовал, как хрупок на самом деле этот суровый, жёсткий и непреклонный человек. Карлебах тихонько прошептал его имя, и Эшер шепнул в ответ:
– Спасибо вам, друг мой.
Он не стал уточнять, за что именно.
Они оба понимали – Джеймс кожей это чувствовал, – что их дружба уже никогда не станет такой, как прежде.
А между тем в Посольском квартале целую неделю разлетались новости одна удивительнее другой. Сначала стало известно о том, что труп сэра Гранта Гобарта обнаружили на пепелище поместья скандально известной госпожи Цзо («Не могу сказать, что сильно удивлена», – заметила по этому поводу Аннет Откёр), затем грянула весть о воскрешении Джеймса Эшера («Нет, нет, понятия не имею, что это такое было…»), а затем мистер Тиммс нехотя принёс извинения от лица посольской полиции («Из Лондона пришла телеграмма, в которой все обвинения назывались «чепухой». Нет, больше в ней ничего не говорилось…»).
– Ну надо же, кто бы мог подумать! – сказал на это Эшер, изо всех сил изображая искреннее удивление.
Однако все эти события померкли, когда в отделение посольской полиции явилось пятеро китайцев – по всей видимости, родичи многочисленной посольской обслуги, хотя проверить это, конечно же, было невозможно, – а вместе с ними дряхлый американский художник по фамилии Джонс. Все эти люди независимо друг от друга поклялись, что в разное время видели Ричарда Гобарта вечером двадцать третьего октября, и на нём был галстук, ничуть не напоминающий орудие убийства.
Более того, отыскался и рикша по фамилии Кун, подвозивший младшего Гобарта в тот злополучный вечер к Эддингтонам. На безупречном английском – до падения императорской династии господин Кун был профессором английского языка в Имперском железнодорожном колледже в Шанхайкуане – он сообщил, что, когда он привёз молодого человека, абсолютно пьяного, к воротам, Холли Эддингтон уже была мертва. Ричард, увидев лежащее на траве тело, жалобно всхлипнул: «Ох, Холли, кто же мог сотворить такое ужасное злодейство?!» – и потерял сознание. Господин Кун пытался привести его в чувство, но, когда в сад начали сбегаться люди, предпочёл ретироваться.
Оставалось только гадать, где кузены покойной Ми Цин умудрились отыскать для оправдания Ричарда англоговорящего рикшу, не говоря уже о разорившемся американском художнике. Но, как заметила тем же вечером за чаем Лидия, это было очень мило с их стороны.
В целом Лидия почти ничего не говорила о произошедшем. А потом Эшеру приснился храм Бесконечной Гармонии.
Лидия была вместе с ним – вооружившись путеводителем, она рассказывала ему про жуткие статуи, выстроившиеся вдоль западной стены:
– Это Лу, Князь Ада У-Куан, кажется, это тот самый Ад, где грешников поджаривают в котлах с кипящим маслом, правда, бедолаги под его ногами выглядят скорее так, будто их не жарят, а готовят на пару…
– Возможно, им разрешают выбрать, – предположил Эшер.
– Как пельменям в ресторане местной кухни? – Лидия выглядела уже гораздо лучше, чем всю прошлую неделю. Как будто весь ужас, пережитый ею в поместье Цзо, и скорбь о смерти Исидро наконец-то начали отпускать её. На лице миссис Эшер по-прежнему виднелись синяки от оплеух Гобарта, и очки она носила всю неделю, не снимая, – запасную пару со стёклами без оправы. А у самого Джеймса под сорочкой, жилетом, пиджаком и плащом – ночь выдалась морозной – ощущалась тугая перевязка, сдавливающая пострадавшие рёбра.
– А это Бао Чжэн, – продолжила Лидия, – бывший судьёй в эпоху династии Сун, прежде чем его повысили – если это можно так назвать – до должности Князя… – она сверилась с путеводителем, – Яма-ада. Это тот, где грешникам надо взобраться на металлический цилиндр, внутри которого горит огонь? О, а вот Цзян Цзы-вэнь…
Они добрались до конца зала, и в дверях за нишей, где в окружении бумажных флагов возвышалась фигура бога войны, обнаружился Исидро – облачённый в тускло-коричневые одежды служителя храма, с блёклыми волосами, собранными в такой же пучок, какой носили монахи. Он обхватил себя руками так, словно продрог – впрочем, на улице и впрямь было зябко, а днём и вовсе шёл снег. За спиной Исидро виднелся опустевший сад, припорошенный инеем, мягко поблёскивающим в ярком свете луны. Клетки для голубей исчезли, как и весь мусор, захламлявший дворик.
– Госпожа, – позвал вампир. – Джеймс.
Лидия охнула и инстинктивно подалась вперёд, но затем осеклась и неуверенно оглянулась на мужа. Эшер забрал у неё путеводитель, освобождая руки, – и Лидия бросилась в объятия Исидро.
Она крепко обняла его и замерла, не говоря ни слова, лишь плечи слегка подрагивали. Лидия уткнулась лицом вампиру в плечо, и он коснулся пальцами её волос – как будто безжизненно-белые костяные иглы вплелись в огненные ленты.
– Рад видеть вас целым и невредимым, – сказал Эшер.
– Должен заметить, что в моём возрасте какие-то полдюжины серебряных дробин в плече ещё не мешают спрятаться в стоячей воде, пережидая опасность, – вампир погладил Лидию по спине и мягко, спокойно добавил:
– Тише, госпожа, тише. Ну что вы? Ваш супруг меня такими темпами на дуэль вызовет. А тот чокнутый охотник на вампиров уже отчалил обратно в Прагу?
– Сегодня днём. – Эшер не раз и не два задавался вопросом, увидятся ли они с Карлебахом когда-нибудь ещё.
– Надеюсь, его корабль благополучно пойдёт на дно. – Дон Симон, как и тогда, в шахтах, выглядел измождённым, осунувшимся и совершенно не походил на человека. Шрамы на его лице и горле, обычно скрытые от глаз смертных психическими чарами, сейчас отчаянно бросались в глаза. Джеймс гадал, отчего так – то ли от того, что во сне чары не действовали, то ли всему виной было серебро, обжёгшее плоть вампира.
– Интересно, приходила ли ему хоть раз в голову мысль, что если бы он сам следовал собственным указаниям и просто уничтожил этого своего ненаглядного ученика, когда тот только заразился, вместо того чтобы отпустить его на все четыре стороны распространять заразу дальше, то всех этих невзгод удалось бы избежать?
– Мне кажется, наоборот, – откликнулся Эшер, – эта самая мысль не давала ему покоя. Поэтому он и отправился в Китай – ради покаяния и искупления.
– Чужими руками, – фыркнул Исидро, – и не потрудившись спросить у тех, кому он собирался «помогать», нуждаются ли они вообще в его помощи. Как и все прочие охотники на вампиров, одержимые своим делом. Всем им приходится быть в некотором смысле сумасшедшими – иначе бы они не гонялись на полном серьёзе за легендами вроде нас. В итоге их одержимость нами уничтожает их, как нас самих уничтожает одержимость собственной безопасностью. Остаётся лишь порадоваться, – добавил
