движения большим пальцем я наблюдаю за волшебным танцем пламени, прежде чем прикоснуться им к ткани, засунутой внутрь бутылки.
Огонь быстро растекается по ткани, и я отвожу бутылку назад, прежде чем швырнуть ее в первое окно. В ночной тишине раздается звон бьющегося стекла, изнутри вспыхивает свет и раздаются крики.
Я быстро поджигаю остальные и бросаю их в окно. Один за другим они влетают в каждое из крошечных окошек на самом верху — слишком высоко, чтобы кто-то из них смог пролезть.
Проходит всего несколько минут, и из тех же окон валит черный дым, а в ночи раздаются сильные удары. Они могут сколько угодно колотить в двери, но те выстоят.
Они умрут, крича, и никто их не услышит.
По крайней мере, никто, кому есть до этого дело.
Отчаянные крики нарастают, а удары тел о двери усиливаются, образуя уникальное крещендо в своей собственной мерзкой симфонии.
Луна выходит из-за туч, словно подавая какой-то знак.
— Готова? — Глубокий голос Святого звучит приглушенно, и он морщит лоб в тот момент, когда раздается шквал выстрелов, а затем наступает тишина.
Его глаза встречаются с моими, и лунный свет освещает их.
— Когда приходит отчаяние, они делают все, что считают нужным, чтобы спастись. Они убьют друг друга.
Святой бросает взгляд на склад.
— И когда все остальное не поможет, они покончат с собой.
Последний выстрел оглашает ночной воздух, прежде чем после него воцаряется тишина.
Огонь громко потрескивает, и я наблюдаю, как пламя разгорается все сильнее, по мере того как внутри сгорает все — отмытые деньги, припасы и тела людей.
Тело моего дяди. Тело человека, на руках которого так много крови.
Раздается небольшой взрыв, и я вздрагиваю, но не могу оторвать взгляд от горящего здания.
— Все кончено, — выдыхаю эти слова, глядя на склад.
Единственным звуком теперь является треск пламени. Оно странным образом завораживает меня, я наблюдаю, как свет мерцает в собственном танце.
Я не осознаю, что плачу, пока рука Святого не ложится мне на плечо.
— Иди сюда.
Он притягивает меня к себе и обнимает, а по моим щекам текут тихие слезы. Я не совсем понимаю, что это — облегчение от того, что все наконец закончилось, или странное осознание того, что у меня не будет чего-то большего, чтобы отвлечься от своего горя. Или просто мое горе теперь расширилось.
Святой просто обнимает меня несколько минут, прежде чем мне удается взять себя в руки.
Отступив назад, я провожу пальцами по щекам и резко втягиваю воздух. Бросив последний взгляд на склад, киваю и беру свою сумку, закидывая лямки на плечи.
— Я готова. — Как только произношу эти слова, чувствую, как они отдаются во мне, проникая прямо в душу.
Я готова. Готова работать над тем, чтобы успокоить свое горе, чтобы оно не было таким изнурительным и свежим.
Я готова жить дальше. Чтобы больше не быть в ловушке прошлого. Наконец-то освободиться от него.
Я готова заставить папу гордиться — по-настоящему гордиться. Готова показать ему, что могу сделать то же, что и он. Я могу изменить свой путь от убийцы до человека, которым горжусь.
Стать кем-то замечательным и достойным. Быть кем-то, кого стоит любить.
Я — дочь своей матери. И дочь своего отца.
Я — Александра Чидози Юрченко, и это не конец для меня.
Это лишь последняя страница первого тома.
Глава 76
АЛЕКСАНДРА
В безопасном пространстве самолета я сижу напротив Святого, наконец-то расслабившись на мягком кожаном сиденье.
Очевидно, ему причитается «хренова туча услуг за спасение жизней некоторых засранцев» — его слова, и он может обналичивать их по своему усмотрению.
Нас окутывает задумчивая тишина, и это возвращает меня мыслями к Лиаму. Я скучаю по нему. Мысленно прокручиваю тот момент, когда заставила его рассмеяться. Конечно, это было больше похоже на ворчание, но было достаточно похоже. Жаль, что у меня не было возможности вытянуть из него побольше. Увидеть полноценный смех и искреннюю улыбку.
Увижу ли я его когда-нибудь снова?
— Он не собирается ломиться в твою дверь, если ты об этом думаешь.
Я удивленно вскидываю голову, услышав слова Святого.
Он пожимает плечами, его взгляд по-прежнему прикован к экрану ноутбука, а между бровями залегла легкая складка.
— В любом случае, он был чертовски занят.
Я отшатываюсь, как от пощечины. Занят? Переводя взгляд на окно, слепо смотрю на облака, в то время как мой разум мгновенно переключается на первую возможную причину, которая приходит на ум.
Женщина. Он уже двинулся дальше. Я поднимаю руку и прижимаю пальцы к центру груди, пытаясь унять острую боль.
Святой издает сдавленный вздох.
— Алекс.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не поморщиться, когда встречаюсь с ним взглядом.
— Он наводил порядок. Связывал концы с концами. Убедился, что за твою голову не назначена награда и никто не попытается тебя убить.
Напряжение покидает меня, как сдувающийся воздушный шарик.
— О. — Это все, что я могу сказать.
Святой хмыкает и закрывает ноутбук. Его взгляд останавливается на мне.
— Позволь мне рассказать тебе, что я знаю о Лиаме Кинге. Он один из самых трудолюбивых ублюдков на свете. Может, тот и натворил немало дерьма, когда работал в одиночку, но это было сделано для того, чтобы помочь его семье жить лучше. Может, он и зарабатывал на жизнь тем, что убивал людей, но они всегда были плохими ублюдками, по сравнению с которыми наш мальчик Сергей выглядел как чертова Зубная фея. Он всегда был одиночкой. Ему всегда было комфортнее идти одному. Видишь ли… дело в том, что никто не любил Лиама, кроме его семьи. И меня, конечно, — язвительная улыбка играет на губах Святого, — но если ты спросишь его об этом, он будет отрицать это.
Выражение его лица становится серьезным, и он переводит взгляд на безымянный палец левой руки.
— Он никогда не подпускал женщину настолько близко, чтобы она могла по-настоящему узнать его.
Я открываю рот, чтобы возразить, но он поднимает руку, останавливая меня.
— Я знаю, просто дай мне закончить.
Тяжело вздохнув, я киваю.
— Он точно не собирался никого подпускать близко, когда у него обнаружили рак, не говоря уже о том, что его семья была убита.
Святой делает паузу, словно тщательно подбирая следующие слова.
— Ты — первая женщина, которую он подпустил к себе. И я узнаю любовь, когда вижу ее, Алекс.
Он убирает ноутбук обратно в сумку и застегивает ее.
— Этот мужчина любит тебя. А ты
