угрозу жизнь моих близких. Поэтому я хочу отказаться от него. Может, получится подыскать кого-нибудь мне на замену? Я понимаю, как безответственно это звучит, и готова принять любое наказание. Даже перевод в другой отдел.
Рика вкратце объяснила, какая история вышла с Рэйко. Как она и подозревала, с каждым ее словом в глазах шефа разгорался все больший интерес — причем далеко не такой невинный и чистый, как у Юи ранее.
— Прости уж, если прозвучит бестактно, но дело приобретает любопытный оборот. Похоже, твоя подруга по силе характера Кадзии не проиграет. А хочешь сама написать статью, без всяких правок с нашей стороны? Обычно так не делают, но посчитаем это твоей пробной работой с прицелом на должность редактора.
— Нет, не нужно. Тем и без Кадзии предостаточно, а такой ценой я не хочу.
Инстинкт самосохранения оказался слишком силен, чтобы ее так легко можно было взять на слабо.
Шеф перешел в наступление.
— Слушай, у меня ведь хорошая новость. Помнишь «Салон Миюко»? Появилась возможность пробиться туда. Похлопотала наша внештатная сотрудница, которая пишет статьи на кулинарные темы. Она близко общается с владелицей салона и сумела выбить два местечка под вымышленными именами для некой молодой предпринимательницы и ее подруги. Предпринимательница — это ты, а кого еще пригласить, можешь сама выбрать. Рэйко вот позови. Ей не помешает сменить обстановку и развеяться.
— Вы хоть понимаете, в каком она состоянии? Я же только что рассказала.
— Рика, ты ведь журналист. Не понимаю, чего ты колеблешься, когда осталось всего пара шагов до триумфа. Будешь редактором, как и хотела. Дело Кадзии Манако — огромная удача. Еще чуть-чуть — и материал у тебя в кармане. Ты всю жизнь будешь жалеть, если отступишься.
Голос шефа звучал бодро и уверенно, однако выглядел он не очень. Вокруг глаз залегла сеть глубоких морщин, во всем облике чувствовалась усталость. Кажется, ему уже за пятьдесят. После развода он снова начал курить, и теперь пропах табаком так сильно, что Рика ощущала запах сигарет даже на отдалении.
Рика вспомнила: когда Мидзусима подавала заявление на перевод, именно он отчаянно пытался ее отговорить.
* * *
Кагурадзака сияла вечерними огнями. До ушей донесся легкий шорох — открылась дверь кафе. По движению воздуха Рика почувствовала, как подошел Макото, и оторвала глаза от телефона. Судя по пакету с логотипом издательства в руках, он возвращался с очередной встречи с подшефным писателем.
— Мегуми такая славная, — пробормотала Рика; до его прихода она смотрела запись концерта Scream.
Уголки губ Макото опустились вниз. Он подозвал официантку и взял меню.
— Я поузнавала в Сети. Думаю, девочка просто рано начала взрослеть, и из-за этого ее фигура стала выглядеть немного непропорционально, вот и все. Через год-другой вытянется — и все придет в норму. Плохо то, что из-за критики фанатов она наверняка стала хуже питаться и выглядит подавлено. А почему она тебе больше не нравится?
Макото наконец разлепил губы. Судя по голосу, тема его раздражала.
— С чего вдруг этот разговор, Рика? И вообще, разве я рассказывал про нее? Кто тебе рассказал? Не думаю, что сейчас подходящее время обсуждать это.
— Нет, правда, расскажи, почему она перестала тебе нравиться?
Похоже, Макото понял, что она не отступит, и быстро, недовольно заговорил:
— Мне не нравятся девушки, которые не способны на самоконтроль. Я думал, она более сдержанная. А что? Это же айдолы. Прошло увлечение, и все тут. Разве нужны особые причины?
— А я думаю, все иначе. Мне кажется, ты махнул на нее рукой не потому, что она недостаточно старалась… Просто тебе не хватило смелости поддерживать девочку, когда все ее критикуют.
Макото скосил глаза на соседний столик. Там оживленно болтали на французском школьница и взрослый иностранец — в этом районе частенько можно увидеть подобную картину.
— Ты ведь и мне не рассказал про увлечение айдолами, потому что решил: неловко взрослому мужчине так интересоваться музыкой совсем юных девочек, да? Но как по мне, лучше бы рассказал.
— Прости. Времени не нашел. Все из-за нехватки времени…
Должно быть, Макото решил, что спорить — себе дороже. Плечи его печально поникли — пожалуй, как-то показательно печально.
— Знаешь, я… Я был очень рад, когда ты сама позвала меня встретиться в том отеле… После той ночи я понял, что хочу проводить больше времени с тобой. Как когда мы только начали встречаться. Ты ведь тоже так думаешь? Разве тебе не хочется видеться почаще во всей этой суматохе?
Осколок воспоминаний о жаре из свидания сверкнул в памяти. Но разве Макото способен на романтические подвиги? Наверняка, останься они вместе, — именно Рике придется постоянно делать шаги навстречу.
— С момента наших первых встреч я изменилась, — сказала она. — И еще мне нужно попросить прощения. Я не рассказала тебе всей правды…
С губ чуть не сорвалось признание в том, что их последний секс в гостинице случился с подачи Кадзии Манако, но пожалела парня.
— Правда в том, что я поправилась не только из-за расследования дела Манако, под ее влиянием. Раньше я всегда испытывала чувство вины, когда готовила что-то или просто наслаждалась вкусом еды. А теперь поняла: мне нравится пробовать новое, я люблю потешить свой аппетит. И я не планирую садиться ни на какие диеты, просто со временем подберу подходящее мне питание.
— Тебя до сих пор беспокоят мои слова о твоей фигуре? Прости, если обидел. Правда, прости. Это было бестактно и больше не повторится.
Тон Макото становился все более потерянным, разговор явно выматывал его, и Рика неожиданно почувствовала себя виноватой. И почему она не может уступить? Если подумать, она придирается и наверняка однажды пожалеет о своем решении. Может быть, ей стоит вернуть прежний вес и продолжать встречаться с Макото? Как сказала Юи, с таким не стыдно показаться. Но она не могла так поступить. И в этом они похожи с Рэйко. Подруге достаточно переступить через себя, вернуться к Рёске — и ее жизнь наладится, станет такой же, как прежде. Но отчего-то ни она, ни Рэйко не могут смириться с этим «как прежде». А ведь ей не противен Макото, а Рэйко не противен Рёске. И одиночество одинаково страшит их…
Рика встретилась с Макото взглядом. И поняла — их мысли сходятся. Как бы он ни старался казаться понимающим, в глубине глаз читалось раздражение. Он тоже не хотел уступать ни в чем. Он хотел лишь получать.
— В последние несколько дней я никак не могу сосредоточиться на работе, и не спится. Если что-то не так —
