и скользит взглядом по всему моему телу, медленно и целенаправленно. На его горле дергается кадык, пока мы несколько мгновений смотрим друг на друга, не зная что сказать.
Наконец, Дин делает глубокий вдох.
– Охренеть! Ты выглядишь…
Пенни выскакивает на крыльцо и начинает скрести лапами его ноги и кружить вокруг. Это, кажется, выводит Дина из оцепенения, и он приседает, чтобы уделить внимание обеим собакам. Но его глаза продолжают метаться ко мне, пока я стою в дверном проеме и кусаю губы.
Я прокашливаюсь и окликаю собак, чтобы Дин мог зайти внутрь.
– Привет, – бормочу я с улыбкой, счастливая, что обрела голос. – Похоже, они по тебе скучали.
Дин поднимается на ноги и переступает порог, его взгляд все еще пылает огнем и прикован ко мне. Он снова сглатывает, засовывая руки в карманы.
Я чувствую, как его взгляд опаляет кожу, поэтому я заламываю руки и отворачиваюсь, направляясь к вешалке за курткой.
– Итак, куда бы ты хотел пойти? Я согласна на все. Мы можем даже наведаться в «Весло», как в старые добрые времена, хотя я…
У меня перехватывает дыхание, на какое-то время, когда я чувствую, как две теплые руки обхватывают мою талию сзади легким, как перышко, прикосновением. А потом Дин прижимается губами к моему уху, его сердце бьется напротив моей спины. Близость Дина – болезненное напоминание обо всем, чего мне не хватало последние восемь месяцев.
– Я пообещал себе, что сегодня вечером буду хорошо себя вести, но мне кажется, ты можешь сделать из меня лжеца.
Его низкий, хрипловатый голос щекочет мне ухо, заставляя бабочек в моем животе биться в истерике. На самом деле, их похоже, убило взрывом. Мой живот теперь превратился в кладбище бабочек.
Дыши. Дыши. Дыши.
Ерунда эти ваши дыхательные упражнения.
Я заставляю себя не терять вконец голову и медленно поворачиваюсь к нему лицом.
Он опускает руки и отступает на шаг.
Дин одаривает меня ухмылкой и подмигивает, вероятно, чтобы поднять настроение, но этим лишь добивает оставшихся в живых бабочек.
– По-моему, «Весло» звучит неплохо.
– Э… Хорошо. Отлично.
Боже. Это будет долгая ночь. Или очень короткая.
Мне удается надеть пальто, слишком хорошо осознавая, что Дин на меня пялится, пока я застегиваю пуговицы и тянусь за сумочкой. Делаю глубокий вдох и иду обратно к двери, перед выходом на улицу почесав Джуд и Пенни за ушами.
Дин кладет руку мне на поясницу, затем указывает сквозь темную завесу ночи.
– Зацени это. – Он привлекает мое внимание к автомобилю на подъездной дорожке, припаркованному позади моего. – Я вернул свою малышку.
Он слегка сжимает мое бедро, прежде чем отстраняется, и я не могу не задаться вопросом, говорил ли он о машине. У меня округляются глаза, когда мы приближаемся к черному «Камаро».
– О боже. Это… та машина?
– Не-а. Я почти уверен, что тот придурок каким-то образом ее уничтожил, но замена полностью идентична.
Я подхожу к пассажирской стороне и ныряю внутрь салона, а Дин запрыгивает на водительское сиденье. Нос тут же наполняют ароматы кожи, никотина и кедра, а голову наводняет поток навязчивых воспоминаний, от которых болезненно перехватывает дыхание.
– Красивая машина, – шепчу я на выдохе, пристегивая ремень безопасности.
Дин колеблется, прежде чем вставить ключ в замок зажигания. Поджав губы, поворачивает ко мне голову и смотрит на меня. Его плечи сникают.
– Понедельник, восьмое ноября, – тихо произносит он.
Я киваю, наши взгляды пересекаются, и воздух наполняется эмоциями.
– Ага. Не могу перестать считать время.
У нас почти годовщина.
Но мы не празднуем помолвку, или брак, или какую-то поверхностную веху наших отношений. Мы празднуем выживание.
И я буду праздновать в понедельник. Я отпраздную его тем, что проснусь очень рано, буду наблюдать восход солнца со своими собаками и чашкой горячего кофе в руке, вдыхая свежий ноябрьский воздух.
А потом я улыбнусь.
Потому что у меня есть чертовски много поводов для улыбки.
Дин тянется через салон и сжимает мою ладонь на колене. Он проводит пальцами по моим костяшкам и произносит:
– У нас получилось, черт побери.
На моем лице расплывается улыбка – настоящая, широкая, неподдельная улыбка.
– Черт возьми, да, мы это сделали.
Он улыбается в ответ и отпускает мою руку, заводит машину и задним ходом выезжает на улицу. Пятнадцать минут спустя мы заезжаем на знакомую парковку «Сломанного весла». Мы оба замираем, уставившись на фасад здания, возле которого шумная толпа посетителей и курильщиков. Я прикусываю губу, вспоминая свое первое столкновение с Эрлом у стены бара. Думаю о том неприятном чувстве внизу живота, когда он искоса посмотрел на меня. Я помню въезжающую на стоянку машину Дина, как он выпрыгнул из нее с озорным блеском в глазах, совершенно не подозревая об ужасах, с которыми нам предстояло столкнуться.
Я прерывисто выдыхаю, моя тревога усиливается, когда Дин снова находит мою ладонь. Он нежно ее сжимает.
– Знаешь, что? У меня есть идея получше.
Двадцать минут спустя мы сидим на краю поросшего травой оврага, глядя на озеро, а вокруг нас разбросаны пакеты с фастфудом. Мы сидим бок о бок, плечом к плечу, жуем жирные чизбургеры и картофель фри, чувствуя себя ужасно глупо, но от этого еще более раскрепощенно.
– Я слишком вырядилась для такого свидания, Дин, – поддразниваю я, толкая его плечом и отправляя в рот картошку фри.
Он смотрит на мои голые ноги, вытянутые под плащом, и в его глазах зажигается огонь.
– Да, на тебе слишком много одежды.
Еще одно подмигивание. Еще одна мертвая бабочка.
Дин посмеивается, продолжая.
– Обычно я не экономлю на свиданиях. Просто подумал, что повод требует чего-то… простого.
– Все прекрасно, – улыбаюсь я, искренне так считая. Еще год назад я принимала это как должное – свежий воздух, рябь на озере, травинки между пальцами ног, дешевая еда навынос. Я бы все отдала, чтобы испытать хотя бы что-то одно из этого.
Я смотрю на темную воду, обнимая себя руками, когда налетает ветерок.
– Пенни за твои мысли? – спрашивает Дин, вытирая руки о джинсы.
Я поворачиваюсь к нему, часто моргая от воспоминаний.
– На этот раз у тебя есть пенни?
– Нет.
– Нечестная сделка, – говорю я, криво ухмыляясь. – Тогда мысль за мысль. Или признание за признание…
Дин откидывается назад, опираясь на ладони, его кожаное пальто распахивается и спадает по бокам. Он пронзает меня взглядом, в котором в лунном свете пляшут бесенята.
– В прошлый раз я нарвался на всевозможные неприятности.
– Ах, да, – соглашаюсь я, притворяясь, что с трудом вспоминаю, хотя его признание никогда не выходило у меня из головы. – Ты
