могут ли генетические мутации, вызванные, например, радиацией или химическим оружием, повлиять на функционирование нервной системы. Этот вопрос стал особенно актуален в начале 1970-х гг., после широкомасштабного применения США во Вьетнамской войне химического оружия под кодовым названием Agent Orange (агент «оранж», «эйджент орандж»). Американские военные распыляли большое количество этого химиката над Вьетнамом, чтобы уничтожить листву, которая служила укрытием для солдат противника. Но, как было установлено позже, агент «оранж» вызывал у людей хроническое воспаление кожи и даже онкологические заболевания. Также существовала озабоченность в связи с возросшими из-за «зеленой революции» объемами использования химических удобрений и пестицидов: некоторые из них были известны своей способностью вызывать генетические мутации. Изначально и агент «оранж» был разработан как химический гербицид.
Сиддики занялся изучением влияния химически индуцированных мутаций на нервную систему. Как и многие генетики в тот период, он работал с дрозофилами. Эти мушки легко размножаются и имеют небольшой набор хромосом, что упрощает генетический анализ. В своей лаборатории в Бомбее он подвергал личинок дрозофил воздействию опасного химического мутагена этилметансульфоната (ЭМС). Одновременно он вел переписку с Сеймуром Бензером, американским генетиком из Калифорнийского технологического института, где в течение 1968 г. Сиддики читал лекции как приглашенный профессор. Работая совместно, Сиддики и Бензер показали, что у плодовых мушек химическим путем можно добиться генетической мутации, вызывающей паралич. Исследователи также установили, что гены, затрагиваемые этой мутацией, регулируют проводимость электрических сигналов в нервах мухи (нарушение проводимости и становится причиной паралича). Это невероятно важное открытие положило начало совершенно новой области исследований. Если до того момента дрозофилы использовались в основном для генетических исследований относительно простых признаков (например, цвета глаз), то теперь ученые начали рассматривать гораздо более сложные вещи, такие как гены, регулирующие развитие нервной системы{600}.
Помимо сотрудничества с американскими генетиками, Обаид Сиддики провел ряд важных экспериментов совместно с индийским генетиком Вероникой Родригес. Родригес родилась в 1953 г. и стала одной из новой когорты индийских женщин, сделавших научную карьеру в независимой Индии. Как уже было сказано в предыдущей главе, индийские женщины начали прокладывать себе путь в мир науки еще в первые десятилетия ХХ в., но их было очень мало и они сталкивались с серьезными препятствиями – не в последнюю очередь с сексистским отношением со стороны коллег-мужчин. Разумеется, проблема гендерной дискриминации не исчезла в одночасье после провозглашения независимости Индии в 1947 г. Даже к 1975 г. женщины по-прежнему составляли менее 25 % всех студентов индийских университетов, изучавших естественные науки. Тем не менее благодаря усилиям Индийской ассоциации женщин-ученых и ряда других организаций обстановка начала улучшаться. Постепенно все больше индийских женщин получали возможность заниматься наукой, а некоторые, как Родригес, смогли преобразовать целую научную область{601}.
Судьба Родригес – еще один показательный пример того, как внутренняя и международная политика влияла на мир науки в период холодной войны. Первые 20 лет своей жизни Родригес провела за пределами Индии. Она родилась в Кении в семье иммигрантов с Гоа. Вероятнее всего, ее родители перебрались туда в первые десятилетия XX в., когда Британская империя сотнями тысяч нанимала индийцев для работы в Восточной Африке. Семья Родригес была бедной, и росла она в довольно стесненных обстоятельствах. К счастью, ее родители смогли наскрести немного денег, чтобы отправить дочь в местную школу в Найроби. Именно здесь она влюбилась в науку. В 1971 г. Родригес поступила в Восточноафриканский университет в Кампале, столице Уганды, но вскоре была вынуждена бежать из страны. Это было трудное время для Уганды: генерал Иди Амин совершил военный переворот и установил кровавый режим, уничтожив сотни тысяч человек. В августе 1972 г. Амин приказал индийцам и другим азиатским этническим группам покинуть страну. Но Родригес не отказалась от своей мечты изучать естественные науки. Вернувшись в Найроби, она решила поехать в Ирландию и поступить на биологический факультет дублинского Тринити-колледжа{602}.
В 1976 г. Родригес получила диплом и обнаружила, что теперь она формально человек без гражданства. Срок действия ее студенческой визы в Ирландии истек, вернуться в Уганду или Кению она не могла, а Великобритания незадолго до того ужесточила иммиграционное законодательство, чтобы воспрепятствовать массовому приезду в страну выходцев из бывших колоний. Размышляя, что делать дальше, Родригес задумалась о переезде в Индию. Она написала в Институт фундаментальных исследований Тата в Бомбее, чтобы узнать, не найдется ли для нее возможности поработать над докторской диссертацией. Впечатленный ее решимостью посвятить себя науке, Сиддики согласился взять Родригес в свое подразделение молекулярной биологии. В конце 1976 г. 23-летняя индианка прибыла в Бомбей, впервые ступив на индийскую землю{603}.
Свое главное научное открытие Родригес совершила в 1978 г., в ходе работы над диссертацией. Проведя серию тщательных экспериментов, она сумела выделить специфические генетические мутации, влияющие на чувства обоняния и вкуса у плодовых мушек. Как и Сиддики, Родригес сначала использовала химические вещества, чтобы вызвать мутации в геноме мух. Затем она проверяла, нравятся или не нравятся мушкам-мутантам определенные компоненты (сахар или хинин), после чего тщательно изучала их анатомию. В результате Родригес смогла идентифицировать конкретные рецепторы на антеннах мух, отвечавшие за восприятие вкуса и запаха, и даже сумела сопоставить эти гены с определенным регионом одной из хромосом. Это стало поворотным моментом в истории нейрогенетики. Родригес показала, что можно проследить влияние генетической мутации на всю нервную систему, вплоть до способности обнаруживать определенные вкусы и запахи{604}.
Провозглашение Индией независимости в 1947 г. стало важным моментом не только в политической истории страны, но и в истории ее науки. Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру горячо верил в способность науки создать светлое будущее для новой Индии. При помощи пятилетних планов, составленных по образцу СССР, индийское правительство начало наращивать научный потенциал страны, открывая новые лаборатории и институты. «Мы воздвигаем храмы науки, чтобы они служили нашей родине», – заявил Неру в 1954 г. Основное внимание этих первоначальных научных усилий было направлено на решение проблемы голода. К началу 1980-х гг. Индия превратилась в ведущий научный центр Южной Азии: ученые из Бангладеш, Шри-Ланки, Бирмы, Вьетнама и Таиланда съезжались в Индийский сельскохозяйственный научно-исследовательский институт за передовыми знаниями в области генетики растений{605}.
Таким образом, деколонизация оказала фундаментальное влияние на развитие современной науки в Индии во второй половине XX в. Обаид Сиддики, индийский мусульманин, едва не стал жертвой всплеска насилия, последовавшего за разделом Индии в 1947 г. Судьба Вероники Родригес, пережившей закат империи, служит напоминанием (на мой взгляд, очень важным для нас сегодня) о том, как политические события могут превращать талантливых молодых ученых в бездомных мигрантов. Однако эта история – еще и о том, как те же самые ученые воспользовались предоставленными независимостью возможностями, чтобы найти новый путь. В следующем разделе мы рассмотрим еще одну сторону истории науки времен холодной войны. Мы перенесемся в соседнюю страну и разберем, как ученые в Китае переживали одно из самых значимых политических событий XX в. – подъем Коммунистической партии Китая{606}.
III. Коммунистическая генетика при Мао Цзэдуне
Ли Цзинчжун несколько месяцев планировал побег из страны. В конце концов к февралю 1950 г. он почувствовал, что оставаться в Китае небезопасно. В стране как раз началось празднование китайского Нового года, поэтому он надеялся, что власти в течение какого-то времени не обратят внимания на его отъезд, – а там уже поминай как звали. Взяв с собой жену и четырехлетнюю дочь, он сел на поезд из Пекина и за следующие пару недель добрался до Кантона на юге Китая. Там, глубокой ночью, семья тайно перешла границу с Гонконгом, который в то время был британской колонией. Дочка Ли была настолько измотана, что ему всю дорогу пришлось нести ее на плечах. Оказавшись на территории Гонконга, Ли рухнул без сил, переполненный усталостью и эмоциями. Наконец-то он был свободен. Он мог не бояться политических репрессий и спокойно заниматься научными исследованиями{607}.
Ли, один из ведущих генетиков ХХ в., в одночасье превратился во врага государства после того,
