не ошибся, такое заклинание в бабушкиной тетрадке и впрямь было. Только на страницу что-то капнуло и чернила растеклись. Там, где слова нельзя было прочитать, Тайке пришлось импровизировать. Хотелось, конечно, использовать дивьи чары, а то зря, что ли, в Дивье царство летала?
Она взяла блюдце, положила на него колпачок, свежее румяное яблоко и заговорила нараспев:
«Покатись-ка, яблочко, сделай круг — ни снегов не бойся, ни лютых вьюг. До того, кто прячется, дотянись. Потерявший шапочку — появись!»
Никифор одобрительно крякнул, когда по фарфоровой поверхности пошла рябь, а затем показались очертания заснеженных деревьев. Жаль, этим всё и ограничилось.
— Наверное, я что-то не так сделала, — вздохнула Тайка.
— Или шуликуны слишком хорошо прячутся. Наколдовали себе защиту, панимашь! — домовой погрозил блюдечку пальцем.
— А что думает господин детектив?
— Я? — Пушок закашлялся, подавившись яблоком.
— Господин детектив материалы дела жрать изволит, — хохотнул Никифор.
— Я подумал, оно больше не нужно, — сконфузился коловерша. — Кстати, вон то дерево кажется знакомым.
Он ткнул когтем в уже начавшее исчезать изображение.
— Ой, и правда! Это же раздвоенная сосна. Мы там летом грибы собирали! — Тайка захлопала в ладоши.
— Там и перекрёсток лесных дорог, и ручей рядом. А шуликуны и то, и другое любят. Уже можно объявить оперативный вылет? — Пушок дождался кивка от Тайки и на радостях пробуксовал когтями по полу.
— Ух-ух! Погнали! Колпачок не забудь! Будет чем выманивать гада из сугроба. Возьмём его тёпленьким!
* * *
До раздвоенной сосны пришлось идти на лыжах. Это Пушку легко — раскрыл крылья и полетел, а Тайке пришлось пробираться по настоящей снежной целине. Пока они шли, наступили сумерки. Но коловерша сказал, что это даже хорошо. Мол, шуликун ни за что не покажется при свете дня.
— А ты уверен, что он захочет вернуть свою шапку? — Тайка с сомнением огляделась.
Огромные — в человеческий рост — сугробы пестрели птичьими следами. Как угадать, под которым из них прячутся вредные воришки?
— Конечно, захочет. Он что, дурак — зимой без шапки ходить? — фыркнул Пушок.
Жаль, Никифор с ними не пошёл — предпочёл остаться в тепле. Тайка сейчас не отказалась бы от его мудрого совета. Она ведь совсем не знала, как вести себя с шуликунами.
— Просто положи вещдок на сугроб и смотри в оба, — зашептал коловерша, щекоча ей усами ухо. — Я в прошлый раз негодяя так же поймал.
— У вас же снега вроде не было?
— Так они и в землю закопаться могут. Как кроты.
— Ладно, убедил, — Тайка положила колпачок на сугроб и затаилась.
Ждать пришлось недолго — она даже замёрзнуть не успела. В сугробе вдруг протаяло круглое окошко, из которого высунулось сморщенное курносое личико.
Больше всего Тайку поразил высокий лоб шуликуна и остроконечная лысая макушка. Так вот почему они колпачки носят, оказывается!
— Ой, фапофка нафлась! — возликовал воришка (интересно, они все шепелявят или только этот?).
Но стоило ему протянуть к колпачку руку, как Пушок прыгнул. Ловко и бесшумно — так умеют только коты и совы. Не зря коловерша обладал чертами и тех, и других.
«Ишь, охотник!» — мысленно восхитилась Тайка.
В тот же миг шуликун истошно заверещал — аж уши заложило:
— Караул! Убифают!!!
— Ну-ну, не преувеличивай, — Пушок поморщился, крепче сжимая в когтях добычу.
— Ты мне кафтан помнёф!
— И не только кафтан. А ну, возвращай новогоднее настроение в Дивнозёрье, слышишь!
— Не полуфится, — шуликун хлюпнул носом. — Я его детфоре уж раздал. Обратно не заберёф.
— Какой такой детворе? — Тайка шагнула ближе.
Шуликун вздрогнул, заметив её, но, быстро взяв себя в руки, затараторил:
— Фуликунятам маленьким. Фтобы у них Нофый год был хорофым и фястлифым. Фмотри!
Он свистнул так, что с сосновых лап упали хлопья снега. А Тайка ахнула, потому что на её глазах сугроб вдруг стал прозрачным. А под ним — кто бы мог подумать! — оказался шуликуний домик.
В комнате с круглыми окошками у камина на кресле-качалке сидела бабушка и вязала носки. Матушка с тройняшками-шуликунятами наряжали ёлку льдинками и лесными корягами. Макушку украшал вмороженный в лёд алый листик клёна. Стол, сделанный из спиленного пня, ломился от яств.
— Низя лифать дефей праздника, — всхлипнул шуликун.
— А других, значит, можно? В Дивнозёрье тоже есть дети, и в этом году у них не будет новогоднего настроения.
— А у моих дефей его не было многие годы, — шуликун выдавил слезу.
Не поддаваться было сложно, но Тайка не отступала.
— Почему бы нам просто не поделить новогоднее настроение, чтобы всем хватило?
— Ты дурофка? — скрипнул зубами шуликун. — Это же тебе не апельфин. На дольки не поделиф. Да и толку от этих долек…
— Неправда! Когда разделяешь новогоднее настроение с другими, его становится только больше. Потому что каждый вкладывает в праздник частичку своей души. И от множества таких искорок всем становится теплей и радостней.
— Тая, не трать красноречие понапрасну, — встрял Пушок. — Этот тип врёт и не краснеет. Нет у него никаких шуликунят. Всё себе захапать хочет. У-у-у, жадина!
— Как же нет, когда вот, — Тайка кивнула на сугроб.
— Это иллюзия. Он тебя разжалобить пытается, зубы заговаривает.
— Ифь, фитренький! — шуликун сплюнул на снег, и сугроб стал прежним. — Рафкуфил мой морок. Как догадался?
— А ты меня не узнаёшь? — Пушок приподнял верхнюю губу, показав клыки. — Хотя да, я в те годы ещё котёнком был…
— Так это ты?! — пискнул шуликун срывающимся голосом. — Принефла же нелёфкая!
— Я всё про тебя знаю, — эти слова Пушок промурлыкал, но прозвучало всё равно угрожающе. — И что деток у вашего племени нет, потому что вы из печного пепла родитесь, и что людей с пути зимой сбиваете да норовите в прорубь заманить, и что праздник нарочно портите.
— Я ж в Дифнозёрье сбежал, фтобы вас, коловерфей, больше не фстречать. Горе мне, горе, — шуликун закатил глаза.
А Пушок усмехнулся:
— Облажался, голубчик. Нас тут знаешь сколько? Тебе и не снилось. Даже один лысый есть. Типа сфинкс. Вот он вообще зверь! А я добрый. Поэтому предлагаю: возвращаешь нам новогоднее настроение, забираешь шапку — и чтобы больше мы тебя в Дивнозёрье не видели.
— Хорофо-хорофо. Только, пожалуйфта, не надо ф-финкса!
Пушок слегка разжал когти, позволив шуликуну достать из кармана круглую льдинку, внутри которой сияло-переливалось что-то похожее на огонёк новогодней гирлянды. Тайка сообразила: протянула ладонь, а потом крепко-крепко сжала её в кулаке. Пусть поскорей растает.
Они с Пушком переглянулись, и коловерша отпустил шуликуна. Тот схватил колпачок, впопыхах напялил его задом наперёд и — плюх — нырнул в сугроб: только его и видели.
* * *
Обратный
