Господи, мой Боже, спаси и сохрани — ведь я нередко молиласьглядя на Рафаэлевскую Мадонну…
Из письма, присланного Автору через год после того, каксыграл свою жизненную роль восковой биоэнергетический аккумулятор, прописанныйженщине тридцати семи лет, безмерно страдавшей от выкидышей
Расчет случаен и неверен, —
что обо мне мой предок знал,
когда почти подобен зверю,
в неолитической пещере
мою праматерь покрывал?
И я сама, что знаю дальше
о том, кто снова в свой черед
из недр моих, как семя в пашне,
в тысячелетье прорастет?
***
Бесплотная невидимая стая, —
свиваясь облаком вокруг любовных пар,
колдуют легкие, умело вызывая
и в теле трепеты и на ланитах жар.
А после сторожат в ночи зачатный час,
чтобы войти и воплотиться в нас.
Из женских стихов Марии Шкапской. (20-е гг. XX в.)
Если рождение детей есть свет, идущий от любви, то этот светидет от большого огня. И в этом непрестанном огне, в котором горит всечеловечество и весь мир, вырабатываются, утончаются все силы человеческого духаи гения.
Из книги «Искусство и любовь», принадлежащей перу теософаПетра Успенского, ученика Георгия Гурджиева
У одной женщины было двенадцать сыновей и всех она назвалаВикторами. Когда ее спросили, как она их различает, она ответила: «Поотчеству».
Ты моих помыслах такая: Небесная голубизна — светла, ясна. Впрозрачности глубоких красок неизъяснимой чистоты, с глазами голубых мечтанийостановилась ты, подняв дитя, чтобы оно могло взглянуть на уходящий к роще путьв лучащемся тумане. А на лице твоем Покой и Благодать — две спутницы твои икаждой женщины, которая готова страдать и ждать, когда дитя — ей, первой ей,произнесет свое вот-вот родившееся слово. Как не гордиться ей, одной изматерей, начальным зернышком огромной жизни, которому она дала родиться — каккаждая на свете мать, что миру дарит детство, пренебрегая мукою своей.
Так солнце дарит миру на рассвете свой первый луч, младенцанового земного дня. И тот, кто может взвесить на руке песчинку, незаметную впеске, способен ощутить весь вес планеты. Так и мать, свое дитяподьемля, — всю Землю держит. И только потому ее святой позволено назвать.Так, в красках Рафаэля возникая, равно держа и Землю и зерно, ты в помыслахмоих такая.
Эдуардас Межелайтис. Женщина (отрывок)
Егор. Высвобождение. Наслаждение
У нас с Анастасией начался новый медовый месяц длиною в… незнаю, во сколько месяцев, а точнее, лет или десятилетий. Будто горный потокдолго копил силы и прорвал наконец возникшую плотину и неудержимо хлынул вниз,снося на своем пути все преграды, смывая прочь накопившееся в русле наносы изаносы. А солнышка наверху, а запасов застывшей воды на вершине неисчислимо,так что не иссыхать потоку долго, очень долго!.. Этот образ неистощимогогрохочущего водопада, когда-то давно поразившего мое воображение в горах, гдемы были с Дарьей, вставал из Небытия при каждой нашей нынешней встрече с Анастасией.
У нас началась не только новая любовная жизнь, как будто подизлучением света и тепла жаркого расколдованного солнца, но новая жизнь вообще.Новая особенно для меня, потому что я исподволь действительно переставал бытьтолько придатком, функциональным рычагом своей работы. Дело постепеннопревращалось в одну из важнейших сторон жизни вместо того, чтоб быть ееединственным смыслом, а смыслом и целью жизни мы поставили строительство самойжизни — полнокровной, по возможности всесторонней, разнообразной, совместной,счастливой.
Это был непростой, может быть, самый крутой поворот из всех,что я испытал на своем уже столь долгом пути.
Увидеть радость в общении и веселой возне с женой и детьми,а не помеху для прочтения тех срочных деловых бумаг, что я взял домой изконторы — это было непросто при инерции наката в десятки лет! Найти возможностидля прочтения сложной художественной книги, которая с таким трудом пробиваласьчерез мои заржавевшие мозги, но все же завертела маховики, не связанныевплотную с картографией, — это было как пройти через хирургическуюоперацию. Но после этой операции, что-то странное случилось с моим мышлением,как будто короста во многих местах обвалилась с него, будто темные шоры сняли сглаз, и я стал видеть мир и ярче, и шире, и острее…
Ощутить, что поход на рынок — это не только помеха работе идосадная трата времени, но и помощь любимой женщине, но и освоение каких-толюбопытных, неведомых или забытых сторон реального мира, но и достойноестроительство доброй реальной жизни: само собой, это было коренное изменениемышления, переориентация в пространстве.
Конечно, самое главное здесь было так перестроить отношенияна работе, чтобы дело не пострадало: это нужно было не только для ублажениясобственного самолюбия (из грязи да в князи), но и по фундаментальной причине —для проживания семейства в добром достатке, это было моим элементарным долгомкормильца и заботника. Надо сказать, что здесь мне весьма помогли наводкиАвтора по переустройству судьбы, которые он не только изложил мне, но и покоторым провел со мной ряд, так сказать, семинарских занятий. Суть этогопереустройства заключалась для начала в беспощадном анализе системы сложившихсяв моей деловой жизни отношений, и оказалось, что добрую половину дел я выполнялвместо своих сотрудников, точнее за тех из них, кто работал медленно или сбольшой долей необязательности: у меня не хватало терпения дождатьсянеобходимого результата и я брался за дело сам. Как следствие, одни откровенно начиналина мне паразитировать, у других я своим вмешательством отбивал стремление кинициативной работе: к чему стараться, если шеф все равно все сделает сам?..Сначала по привычке тотчас реагировать на ситуацию, я хотел было рубанутьсаблей по сложившемуся узлу, да вовремя вспомнил, что дуги гнут с терпеньем ине вдруг. Какие претензии можно предъявлять к людям, если у них нет точныхдолжностных инструкций? Я не стал сам составлять эти инструкции, я попросилкаждого составить их для себя. Любопытная получилась картина: большинство измоих служащих составили их с превышением того круга обязательств, который онивыполняли! И лишь одна фифа, из недавно принятых намаракала несколько невнятныхстрок, которые будучи зачитаны вслух на планерке у одних вызвали громовой смех(«Ну, нет на тебя Жванецкого!»), у других брезгливые реплики.
Зачитал свою должностную инструкцию и я: ясно стало, чтовыработка стратегии, представительство в наиболее ответственных случаях иконтроль за выполнением принятых решений — вот мое дело, а не бесконечная суетавокруг разнокалиберных дел, не подмена замов, не текучка. О, сколько временивысвободилось для действительно серьезной работы!..
Интересно, что после этой тарификации спокойно и безкатаклизмов и в общем-то быстро был перетрясен штатный состав: сами по себе,без нажима ушли те, кому не понутру пришлись перемены, выдвинулись вперед истали работать за двоих те, кому я прежде невольно связывал руки. Особенновыросла как человек и профессионал-диспетчер Наталья Ильинична, секретарша. Еекомпьютерный стиль мышления нашел гораздо более рациональное, чем у меня,распределение моих визитов и приемов, звонков и совещаний. Иерархия, четкаяструктура, и как следствие — более дружная, я сказал бы, стремительная работавсей фирмы и бездна выявившегося времени у меня самого. Это не было подобиемиерархии на военной службе, ибо здесь каждому можно было высказать в мой адрессвои разумные пожелания — в отличие от привычной для меня в армии, где приказкомандира — закон для подчиненного. Но та сила, что заложена в четкойструктуре, отличающейся от размазанной аморфной массы раскованной инициативой ичеткой ответственностью каждого на своем уровне, уверенно соединила в мощныйединый вектор усилия всех работников. Вроде бы не сделано было ничего особенного,а поди ж ты!..
