Марина не дала ему ответить, спросив:
– А зачем нам надо его убеждать? Неужели и так не видно, что Карина моя сестра?
Ее удивление было настолько искренним, что Олег невольно улыбнулся.
– Можно было бы и не убеждать, если бы бабка Ядви…, – он взглянул на насупившегося друга и поправился: – …матушка Михайло не заявила участковому, что она утопила Карину в озере. Теперь мы должны сказать ему, что она дала ложные показания, желая выручить сына из беды. А Карина вовсе не мертва, а, напротив, жива и здорова. Мы предъявим участковому Карину, покажем ее паспорт, он убедится, что все так и есть, и выпустит бабку Яд… матушку Михайло из камеры.
– А правду сказать нельзя? – неуверенно спросила Марина. – К чему нагромождать одну ложь на другую?
– Можно и правду, – сказал Олег. – Но тогда мы должны быть готовы к тому, что нас всей компанией отправят в психиатрическую клинику, где мы проведем остаток своих дней. Ты этого хочешь? Участковый ни за что не поверит, если мы расскажем ему все, как было. И никто не поверит.
– Я бы поверила, – вздохнула Марина.
– Поэтому ты и не служишь в полиции и не подвизаешься врачом-психиатром, – сказал Олег. – А работаешь учителем в начальной школе, где случаются и не такие чудеса. Разумеется, если верить тому, что иногда рассказывают ученики, объясняя, почему они не сделали домашнего задания. Это я знаю по себе.
Этот довод сразил Марину, и она не нашлась, что ответить, признав его правоту. Она взглянула на Карину. Но та выглядела спокойной и даже веселой.
– А мне по душе перспектива разговора с полицейским, – сказала Карина со смехом. – Насколько я поняла, я должна буду его убедить, что я – это я, и что я не утопленница, а живой человек.
– Грубо, но точно, – кивнул Олег. – А сейчас мы с Михайло выйдем из комнаты, чтобы не смущать вас, пока вы будете переодеваться. И постарайтесь сделать это побыстрее.
– Может быть, тогда я не буду переодеваться? – с невинным видом спросила Карина. – Это сэкономит нам уйму времени.
Только сейчас Марина заметила, что на ее сестре нет ничего, кроме рыболовной сети, и пришла в ужас.
– Как тебе не стыдно! – воскликнула она, бросив смущенный взгляд в сторону мужчин. – Что о тебе могут подумать!
– Ты не находишь, что после того, как я прожила целый месяц на озере совершенно голой, соблазняя мужчин, говорить о стыде немного странно? – спросила Карина. – Эх, ты, сестренка! Все такой же синий чулок. Жизнь тебя совсем не меняет.
– И я рада этому, – заявила Марина.
Но Олег и Михайло не стали дожидаться, чем закончится разговор сестер, для которых ссориться и мириться, по всей видимости, было только удовольствием. Они поспешно вышли из комнаты, затворив за собой дверь. До них доносились голоса и смех. Чтобы не слышать, о чем сестры говорят между собой, оставшись в одиночестве, они вышли из дома.
Во дворе бабка Матрена яростно расправлялась с дровами, рубя ни в чем не повинные поленья на мелкую щепу. На предложение Михайло помочь она посмотрела на него так, что он предпочел отойти в сторону. Олег и Михайло не чувствовали за собой никакой вины, однако им было неловко под гневными взглядами, которые бросала на них бабка Матрена, не простившая «добрым молодцам» своего разочарования в молодой учительнице.
Но когда на крыльцо вышли Марина и Карина, ее взгляд изменился. В нем было столько изумления и растерянности, что Олег опять пожалел старуху. Но снова у него не нашлось времени, чтобы все ей объяснить. Бабка Ядвига томилась в камере, и вызволить ее сейчас было важнее, чем внести покой в смятенную душу бабки Матрены.
«Чуть позже», – пообещал он себе. А Марина даже не заметила бабки Матрены, настолько она была взволнована всем тем, что с ней произошло в это утро. И поэтому ничего ей не сказала. Карина и Михайло и подавно не обмолвились с бабкой Матреной ни словом. Они ушли со двора, даже забыв закрыть за собой ворота.
А бабка Матрена еще долго провожала их глазами, не зная, что и думать. У нее промелькнула мысль, что неплохо было бы зайти в храм, чтобы поставить свечку-оберег от нечистой силы, которой после распада страны расплодилось в Куличках видимо-невидимо, словно поселок стал пристанищем всей нежити, сбежавшей из охваченных смутой городов в этот затерянный в лесах и забытый богом поселок. Но она представила, как будет торжествовать ее младший брат, и прогнала соблазнительную мысль. Такого подарка отцу Клименту она делать не собиралась – ни ныне, ни присно, ни во веки веков.
– Аминь, – сердито произнесла бабка Матрена и неумело перекрестилась. Это был компромисс, на который она еще могла пойти.
Глава 39. Испытание участкового
Капитан Трутнев был мрачен, как ненастный день. После вчерашнего удара у него сильно болела голова, и он с тоской думал о том, что вскоре ему снова придется идти на Зачатьевское озеро, чтобы завершить следственный эксперимент. Он жалел, что ввязался в эту авантюру в принципе, но еще больше – что предупредил накануне бабку Ядвигу в присутствии нескольких свидетелей, а, следовательно, должен был сдержать слово, чтобы не уронить свой авторитет в глазах жителей поселка. Если бы не это, он никуда не пошел бы этим утром, а отправил бабку Ядвигу в районный центр, приложив к сопроводительным документам ее чистосердечное признание в убийстве. Это следовало сделать изначально, избавив себя от лишних проблем.
И сейчас Илья Семенович ругал себя за мягкохарактерность и человеколюбие, которые привели его на край пропасти. Он не только упустил опасного преступника, но и потерял свое табельное оружие, а в совокупности это грозило неизбежной служебной проверкой, отстранением от должности и увольнением с очень неприятной формулировкой в личном деле, которая не позволит ему впредь служить в полиции. А работу свою он любил и очень ею дорожил. Никем иным, кроме как полицейским, он быть не хотел. Не говоря уже о том, что в Куличках другой работы ему было просто не найти, а, значит, придется уезжать из поселка, чтобы в другом месте начать новую жизнь и иметь возможность худо-бедно прокормить семью.
Илья Семенович по-настоящему страдал, думая об том. Настоящее было ужасным, а будущее еще больше пугало.
Раздался стук в дверь, вызвавший новый приступ головной боли, и в кабинет вошла молодая учительница поселковой начальной школы. Илья Семенович симпатизировал ей. Ее ученики взахлеб рассказывали дома о своей учительнице и с радостью бежали в школу, а уже
