–Чувствуешь себя лучше?
–Да. Работу я, правда, потеряла. Не думаю, что фабрика откроется снова. Да и не собираюсь я после всего этого оставаться во Фледлунде.
Киран кивнул, втайне радуясь такому исходу. Ханна чуть помолчала, вглядываясь в солнечные блики в листве. В ее глазах одновременно дрожала изнанка другой реальности. Они оба все еще ее видели. От этого им никогда не избавиться.
–Я уже говорила со следователем по делу Фергюсонов,– добавила она.– Я не видела те трупы, но у них нет сомнений, что это сделал Эрик. Все улики в доме на это указывают. Они также нашли шпильку Сумире в земле. Теперь подозревают и ее и требуют от японцев содействовать ее допросу. Но почему-то у меня такое ощущение, что она выберется из этого сухой. У этой дамочки свои способы… А все так вообще считают, что Эрик был наркоманом и сам устроил себе передоз.
–Правда в том, что я его ненамеренно убил. Хотя теперь… мне кажется, он держал это в уме,– решил Киран поделиться своей догадкой.– И был готов, только не так, как в итоге вышло.
–Почему ты так думаешь?– сощурилась Ханна.
Упоминание Эрика все еще вызывало у нее волнение. Этим болезненным рефлексам требовалось время, чтобы угаснуть.
–Потому что у него была готова вторая доза,– с промедлением произнес Киран.– Когда он одурачил меня и вколол мне Морфей, я увидел еще один полный шприц рядом с тобой. По количеству сломанных синих ампул понял, что это, скорее всего, не адреналин. Его я и использовал. Теперь я спрашиваю себя: зачем он его приготовил? В тебя и так вогнали лошадиную дозу. Меня он не ждал. Для кого был тот шприц?
Ханна потупилась, не в силах скрыть свою сломленность. Эрик принес ей много страданий, но она еще испытывала к нему чувства. Прошло слишком мало времени, чтобы забыть. И Киран уже был не рад, что первое, о чем зашла речь,– это Эрик, но она сама начала.
–Может, и для себя,– отстраненно сказала она.
–Рудяк говорил, что состояние Морфеона открывается не всегда. Наверняка Эрик это знал и хотел вколоть себе… если бы у него не получилось вернуть Ребекку. Учитывая, что он сидел на Морфее подольше тебя, это была летальная доза. Черт знает, что в нем творилось, но он явно не был счастлив.
–Я его совсем не знала,– вдруг отрывисто произнесла она, и впервые проглянули ее истинные эмоции.– Только когда мы все стали… единым, ну ты помнишь этот концерт в запределье, я поняла это. Он был болен сам. Это правда. Но его диспропорции усилились из-за Морфея. Он стал понимать слишком много, и сам от себя бежал. А Ребекка его доломала. Ты их слышал? Они заполнили собою все.
Киран кивнул. По правде говоря, вспоминать Морфеон не хотелось. Но Ханне нужно было поговорить об этом, и кроме него никто бы не понял, через что они прошли.
–Я была в ее голове.– Ханна перевела на Кирана невидящий взгляд, в котором искрилось какое-то озарение.– Не только она в меня влезла. Я слышала ее воспоминания. Видела. Она постоянно его изводила и вынуждала на какие-то поступки. Он сопротивлялся, но зависел от нее сильнее. Кому-то покажется забавным, что два психопата вили друг из друга веревки. Но она заставила его убить свою сестру. Тело Ренаты Лейнц лежало в подвале ее дома, и в ту часть можно добраться только на лифте, который зачем-то выстроили в ее квартире. Я рассказала об этом следователю, и сегодня он подтвердил, что внизу нашли чьи-то останки, которым было больше года. Экспертиза подтвердила, что это Рената.
Теперь было несложно представить, что Эрик сделал и это. Дорожка из мертвых за ним становилась длиннее. И что-то в его облике и поведении всегда словно говорило само за себя, но они не могли разгадать причину его двойственности.
–Ты его все еще оправдываешь,– тихо сказал Киран, поняв ее мысли.
–А ты нет?– отразила она его слова.– Надо бы возненавидеть его, но почему-то он кажется мне жертвой многих обстоятельств. Оба они… и Ребекка, и Эрик будто при рождении прошли через кривое зеркало. Все их качества превратились в свою противоположность. И в этом мире пока нет ответов, что делать с такими людьми.
Киран промолчал. Он мог однозначно судить о поступках Эрика, но не о нем самом. И говоря ему, что останется его лучшим другом, не врал. Есть вещи, которые сложно разделить на черное и белое.
–Полиция все еще сомневается в возможностях Морфея, и теперь я тоже потенциальная подозреваемая…– сменила тему Ханна.– Они все спрашивают, как я могла узнать про тело и лифт… Но надеюсь, что они изъяли из фабрики достаточно доказательств, чтобы со временем с этим разобраться. Не мы ведь одни были под его действием.
–Брось,– не выдержал Киран.– Ты вообще пострадала больше всех. Дерни этих перебежчиков Пирогова и Бернштайна, они все подтвердят. Тебя опаивали Морфеем на протяжении долгого времени. Даже если никто не поверит в расширенное сознание, ты могла это сто раз услышать от самого Эрика. У тебя достаточно доказательств собственной невиновности.
Ханна тихо рассмеялась. В ней появилось чуть больше цинизма, которого Киран не замечал раньше.
–Да я и не волнуюсь. О чем мне теперь волноваться…– рассеянно сказала она.– Ребекка так и не смогла меня заменить. Черт разберет, почему не вышло…
–Может, потому что это невозможно?– чуть ворчливо поинтересовался Киран.– Ты есть. Ты – это данность.
–Я – это данность,– с расстановкой произнесла она.– Похоже, придется с этим жить.
Киран извлек из ветровки блокнот, который она когда-то забыла на скамейке. Все это время он таскал эту книжку с собой, но сейчас нужно было ее вернуть.
–А я и забыла про нее… Откуда она у тебя?– удивленно произнесла она.
–Ты ее посеяла. Слушай, там твои записи. Извини, что прочитал… Но мне кажется, и тебе нужно их перечитать. Они, возможно, напомнят о чем-то важном.
Ханна недоуменно пролистнула книжку и на мгновение задержалась на случайных строках. Губы дрогнули в легкой усмешке. Письмо из будущего в некотором роде нашло ее в самый странный момент ее жизни.
–Спасибо, перечитаю. А что ты?– вдруг встрепенулась она.– Извини, говорю о себе, будто я единственная пострадавшая.
Киран только пожал плечами и честно сказал:
–Я не ощущаю себя пострадавшим. Я просто… очень много всего увидел. И мне нужно как-то это утрамбовать.
–Тебе делали плазмаферез?
–Нет. Я отказался.
Ханну это явно озадачило.
–И почему, позволь спросить?– осторожно поинтересовалась она.
–Не знаю. Может, потому что самое лучшее свойство человеческой памяти не способность запоминать, а способность забывать?
Она снова приглушенно посмеялась.
–Да, мы явно хотим разных вещей. Мне вот надо себя вспомнить. Если честно… я думаю, что у Ребекки не вышло из-за Морфея. Я сопротивлялась. Когда Эрик дал мне ту дозу, я уже не хотела быть ею. Магда, мой терапевт, всегда говорила, что во мне есть скрытое противостояние. Едва осознаваемое. В общем, мне с собой еще разбираться и разбираться. Сейчас хотя бы не хочется сдохнуть. Не знаю почему.– Она квело улыбнулась ему.
