растет и ширится внутри нас. Напирает с такой силой, что уже привело к драматическим последствиям. Оно принесло нам две беспрецедентных мировых войны, лагеря смерти! Если проанализировать последние тридцать лет, никогда еще мир не видел столько конфликтов одновременно! Никогда!
Людивина даже отступила. Микелис говорил так страстно, что это почти пугало.
Люди в задних рядах стали недобро оглядываться.
Криминолог заметил это и, понизив голос, продолжал:
– Это массовое насилие взросло и проявилось на практике в поколениях наших дедов и отцов. Теперь оно начинает еще и заражать напрямую те организмы, те хрупкие, восприимчивые умы, о которых я вам только что говорил. Оно действует непосредственно на индивидуальность. Вот почему все чаще встречаются серийные убийцы, массовые убийства и акты преступного безумия. И как нарочно, они случаются в наиболее индустриально развитых странах, там, где граждане впитали дух чрезмерного потребительства, где поощряется возрождение инстинкта завоевания и постоянного поиска удовлетворения, там, где люди не останавливаются на достигнутом.
– И вы считаете, что этот феномен проявился в Брюссене и его подручных?
– Именно это я и решил выяснить. Когда я узнал, что обычный юноша столкнул незнакомых ему людей под поезд, а перед тем начертил на стене символ, используемый серийными убийцами и педофилами, я стал опасаться, что моя теория обретает конкретное воплощение.
– И что теперь? Вам стало спокойнее, когда вы узнали, что это сделано по указке безумца, обрабатывающего слабые умы?
Микелис смотрел на нее почти с жалостью, как на человека, который ничего не понял.
– Это тянется из нашего прошлого, Людивина. То, что они делают, является следствием нацистских экспериментов, плодом психологического разрушения детей, которые стали идеальной питательной средой для прорастания насилия. По отдельности они представляли угрозу для наших семей. А все вместе стали угрозой для всей системы. Дитер Ферри преуспел больше, чем я мог себе представить. Он сумел скрестить намерение и первичный рефлекс. То, что являлось лишь формой биологического заговора против нашего собственного вида, чтобы ограничить его экспансию в долгосрочной перспективе, не позволить ему вечно доминировать в мире, то, что существовало как природная предохранительная мера, было преобразовано Дитером Ферри в интеллектуальную мотивацию, после чего он захотел превратить ее в доктрину. Провозгласить свое учение. Возглавить саморазрушение человеческой расы.
Внезапная турбулентность тряхнула самолет, и Людивина схватилась за криминолога. Одновременно загорелся знак пристегнуть ремни безопасности, по всему салону разнесся звуковой сигнал.
Микелис помог ей выпрямиться. Но глаза его смотрели все так же пристально и тревожно.
– Я вернулся к работе, чтобы удостовериться в своей ошибке, чтобы дальше спокойно смотреть, как растут мои дети, а в итоге обнаружил людей, которые хотят превратить пещерное зло в новую форму религии.
Людивина отпустила его руку.
– Все обстоит хуже, чем я опасался, – заключил он.
Снова турбулентность сотрясла самолет, но на сей раз Людивине не за кого было ухватиться.
56
В контакте с Интерполом работала Канадская королевская жандармерия, но в Монреале французских следователей встретили два представителя Квебекской службы безопасности. Старший инспектор Мальвуа и сержант Кутан.
Мальвуа – видный мужчина лет сорока, слегка напоминающий Кевина Костнера, только в темно-сером костюме и таком же галстуке, а Кутан – в мундире цвета хаки, помоложе и с большими усами.
Из-за разницы часовых поясов время было едва за полдень, и канадские полицейские предложили провести короткое совещание в кафетерии аэропорта перед следующим перелетом.
– Мы полетим на самолете до Радиссона, это на самом севере Квебека, – заговорил Мальвуа с канадским акцентом, чуть-чуть растягивая гласные. – Я договорился, оттуда мы поедем на больших джипах, специально оборудованных для передвижения по снегу. Даже если попадем в метель, без проблем доберемся до деревни господина Локара.
– Это так далеко? – спросил Априкан.
– О да, насколько я знаю, дальше селятся одни инуиты!
– Во сколько ориентировочно мы будем на месте? – спросила Людивина.
– В Радиссоне приземлимся около пяти вечера, ну и потом часа три на машине, не меньше.
– И мы отстаем от Герта Брюссена на сутки, – вздохнула Людивина.
– Ну, не думайте, ему тоже будет нелегко добраться, мадемуазель, – сказал сержант Кутан. – Самолеты в Радиссон летают не каждый день, и на наш рейс он не зарегистрирован, мы проверили. Значит, он решил проделать весь путь на машине, прямо из Монреаля! Более тысячи километров! Из них по крайней мере двести – по заснеженной трассе!
– В это время года уже лежит снег? – спросил Сеньон.
– Это самая холодная осень за последние годы! Уже три снежные бури! И ведь только середина октября! Не помню ничего подобного!
– А дороги на севере не занесло, проехать можно? – спросила Людивина.
– Ну, если машины хорошо оборудованы, то проедем, просто надо ехать небыстро и аккуратно. Если повезет, прибудем на место сразу за вашим подозреваемым.
Два квебекских полицейских тщательно выбирали слова, стараясь не употреблять местных выражений. Они привыкли работать с «чертовыми французами», которые ничего не понимают.
Старший инспектор Мальвуа замялся, явно не зная, как сформулировать.
– Мне неловко спрашивать, но… вы в курсе, что вам нельзя иметь при себе оружие и производить арест самостоятельно?
Априкан с готовностью закивал:
– Естественно. Мы просто вас сопровождаем.
– Извините, я обязан был это уточнить.
– Вы собираетесь брать Брюссена вдвоем? – в изумлении спросила Людивина.
– Не беспокойтесь, мы возьмем с собой еще двух моих людей, плюс двоих местных полицейских, которые поведут машины.
Людивину это не очень-то успокоило. Казалось бы, шести человек с оружием было более чем достаточно, чтобы арестовать Герта Брюссена, шестидесятивосьмилетнего старика, который действует один и теоретически безоружен, поскольку летел на самолете, но она уже ни в чем не была уверена. Брюссен не поехал бы в такую глушь устранять Локара, не имея в голове хорошего плана. Проще всего было бы выманить его подальше от семьи – об этом она думала весь полет. Достаточно позвонить по телефону и упомянуть Мор, Ферри или просто назвать себя, и Локар тут же примчался бы из любопытства или из опасения, что родные узнают о его темном прошлом. Осталось бы выбрать лишь способ убийства. В характере Брюссена сделать все быстро и надежно.
Мясницкий тесак вполне сгодился бы, подумала Людивина. Как для Эгона Тюррена.
Остаток пути тянулся почти так же долго, как и перелет через Атлантику. Пока летели на крайний север Квебека, самолет трясло, потом была посадка на заснеженное поле, в темноте, и сразу – пронизывающий холод в сочетании с ледяным ветром, который гнал хлопья снега, как рой белых мух.
Два внедорожника полиции Квебека подобрали их у диспетчерской вышки, это были огромные четырехдверные пикапы с транспортной платформой сзади.
Априкан забрался в первый автомобиль вместе с Мальвуа, оставив Сеньона, Микелиса
