что нам удалось сделать, и то, что мы потеряли.
Ева опустила голову:
– Потому я и хочу попрощаться с этим местом.
Отец Клеман кивнул и повел ее к двери в заветную комнату. Он вытащил из кармана сутаны ключ и отпер дверь.
– Я подожду снаружи, – сказал он, сжимая ее плечо. – Можешь находиться там сколько захочешь.
Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Евы привыкли к тусклому освещению; она не догадалась попросить у отца Клемана фонарик. Узкие лучи солнечного света, как и прежде, проникали сквозь витражи на окнах, и это знакомое сияние немного утешило Еву.
Но это было, пожалуй, единственное, что осталось здесь прежним. Стол, за которым она работала, исчез, как и стоявшие рядом стулья. Полки почти все опустели, осталось лишь около сотни книг из тех тысяч, что хранились когда-то в этой комнате. Все покрывал толстый слой пыли, из-за чего это место напоминало комнату в замке с привидениями. Ева провела рукой по корешкам уцелевших книг, и у нее от грусти защемило сердце.
Немцы забрали все, что представляло хоть какую-то ценность, оставив только относительно новые книги. Там было несколько молитвенников, вышедших в 1920-е годы, новые издания Библии, а также философские труды, корешки которых так сильно истрепались, что уже утратили товарный вид в смысле ценности. Оставшиеся книги выглядели такими одинокими на полках без своих братьев и сестер, вместе с которыми провели столько лет, что Еве стало ужасно их жалко, хотя она и понимала, что это ее чувство полностью лишено логики.
Она поглаживала книги, разговаривала с ними, прощалась как со старыми друзьями, которые навсегда останутся там, куда она больше не вернется. Но когда Ева дошла до конца ряда знакомых ей Библий, она остановилась – ее пальцы нащупали корешок книги, которой здесь прежде не было.
Ева вытащила ее и посмотрела на обложку. Это было англоязычное издание «Приключений Тома Сойера» – книги, о которой она упоминала в разговорах с Реми через два месяца после приезда в Ориньон, они тогда работали вместе. Реми спросил ее об отце, и она рассказала ему обо всех тех книгах, которые когда-то были красиво расставлены по полкам их домашней библиотеки. «Ты знаешь, – спросила она его, – что “Приключения Тома Сойера” была одной из первых книг, напечатанных автором на пишущей машинке? А еще эту книгу очень любил мой отец. У нас была такая, но мне пришлось оставить ее в старой квартире. Странно, но та книга – одна из немногих вещей, по которым я особенно скучаю».
Ева раскрыла обложку книги, и у нее перехватило дыхание. На титульном листе неровным почерком Реми была оставлена записка.
Для Е.: Я нашел эту книгу в Париже. Когда-нибудь я куплю экземпляр получше. Р.
4 июня 1944
Она прочитала послание один раз, потом – еще и еще, пытаясь отыскать в нем особый смысл, шифр, но это были самые обычные слова, последний дружеский жест от человека, который думал о ней незадолго до смерти. Но не написал ли он для нее послание и в «Книге утраченных имен»? Или он сильно спешил и заглянул сюда лишь для того, чтобы преподнести ей этот последний подарок? И почему он оставил книгу здесь, если знал, что Ева бежала в Швейцарию? Или он догадывался, что она вернется сюда после войны, если, конечно, выживет?
Через несколько часов после того, как она навсегда попрощалась с отцом Клеманом, в поезде на Париж Ева рассеянно листала томик Марка Твена – последнее напоминание о Реми, – и неожиданно ее взгляд упал на страницу одного из абзацев семнадцатой главы. Там стояла отметка – крошечная точка над первой буквой первого слова, которая тут же привлекла ее внимание, ведь точно такие точки они ставили в «Книге утраченных имен».
Сначала одна пара глаз, потом другая последовала за взглядом священника, а потом все присутствующие, охваченные единым порывом, поднялись со своих мест и в изумлении глядели, как три утопленника маршируют по среднему проходу между скамьями: впереди Том, за ним Джо, а сзади смущенный, растерянный Гек, в обвислых лохмотьях. Они все время сидели на пустых хорах, слушая надгробную речь о самих себе![23]
Ева взглянула на страницу, и ее сердце учащенно забилось. Речь шла о том, как Том и его друзья инсценировали свою смерть. Ева совсем забыла данный эпизод, ведь в последний раз она читала эту книгу лет пятнадцать назад. А может, – хотя подобное предположение выглядело чистым безумием, – Реми таким образом пытался сообщить ей, что, если произойдет что-то нехорошее, он поступит точно так же? Не намекал ли он ей, что все еще жив и она не должна оставлять надежду увидеть его?
Но, с другой стороны, если он выжил, то давно бы нашел ее. Они встретились бы на лестнице у библиотеки Мазарини, как мечтали когда-то. В крайнем случае, он вернулся бы в Ориньон и встретился с отцом Клеманом. А эта точка над словом могла быть всего лишь случайной маленькой кляксой или ничего не значащей пометкой, оставленной каким-то незнакомым ей человеком много лет назад. Возможно, в ней не было никакого скрытого смысла.
Но надежда – опасная штука. Она разрасталась в душе Евы, подобно тому как дикорастущие цветы заполоняют поле, и укоренялась в каждом укромном уголке ее сердца, где обитало отчаяние. В конце концов Ева всем сердцем поверила, что Реми мог пережить войну. И снова стала приходить к библиотеке Мазарини, где каждый день тщетно ждала своего принца, все читала и перечитывала абзац из романа Твена и молилась о чуде.
Год спустя в июне 1946-го ее отец слег и стал настойчиво уговаривать ее, чтобы она прекратила мечтать о встрече, которая уже никогда не состоится.
– Ева, прошу тебя, – сказал он, тяжело дыша. Он умирал медленно и мучительно, рак потихоньку проник в его тело и теперь разрушал то, что не смогли уничтожить нацисты. – Перестань горевать, оставь надежду найти своего Реми, иначе ты никогда не сможешь жить своей жизнью.
– Как я могу отречься от него?
– Ох, моя дорогая Ева, он умер. – Отец снова закашлялся, долго и тяжело. – И та книга, которую он тебе оставил, это всего лишь книга. Ты пытаешься поймать призрак. Не такой судьбы я тебе желал. И твоя мать тоже. Я хоть и не знал Реми, Ева, но, думаю, он бы тоже ничего подобного для тебя не захотел.
– А что, если…
– Ева, перестань. Обещай мне, что вернешься к нормальной жизни.
Она держала его руки в своих, когда он покинул ее навсегда и отправился в мир иной. Наклонилась и поцеловала его в лоб, в то время как слезы лились из ее глаз ручьем.
– Обещаю, татуш.
Она осталась совсем одна в целом свете, такой одинокой она никогда
