С этого «безопасного» расстояния дом Афонсу передал с гонцом свои прощальные наилучшие пожелания царю Турану с присовокуплением извинений за то, что обстоятельства непреодолимой силы не позволили ему сделать это лично. Через пару часов к борту «Цветка Розы» пристала пришедшая из Ормуза лодка, доставившая Гассана Али, придворного вельможу ормузского царя, передавшего для дома Афонсу партию засахаренных фруктов. Скорее всего, доставка фруктов была лишь поводом. В действительности царь послал своего придворного узнать, жив ли еще губернатор. Поскольку Албукерки считал необходимым, в интересах достройки форта и вообще в интересах Португалии, опровергнуть слухи и сплетни о его мнимой смерти, он, собрав остатки сил, принял Гассана Али в своей каюте, разыграв перед ормузцем, благодаря напряжению своей сверхчеловеческой воли, роль идущего на поправку пациента.
Впрочем, он и впрямь почувствовал себя немного лучше, сменив зной, пыль и вечный шум Ормуза на чистые просторы океана, чьи волны вспарывал своим килем «Цветок Розы», шедший на всех парусах, надуваемых свежим морским ветром. Как вдруг, на пятый день плавания, грянул гром среди ясного неба. С «Флор да Роса» увидели приближающийся с юга «дау». Может быть, судно везет новости из Индии? Корабли встретились, капитан «дау» поднялся на борт «Цветка Розы» и был отведен в каюту Албукерки.
Этот капитан — мусульманин, совершавший плавание из Дабхола в Малинди через Ормуз, сообщил дому Афонсу, что в Индию «два месяца тому назад прибыл новый губернатор с многочисленными кораблями и новыми комендантами фортов. Он прожил четыре недели в Гоа, после чего отправился в Кочин».
С того момента, как, услышав слова капитана «дау», Албукерки понял, что у него отняли дело всей его жизни, старый рыцарь прекратил борьбу со смертью. Чего ради было ему продлевать свое, ставшее отныне пустым и бессмысленным, земное существование? Он-то надеялся, что дом Мануэл не откажет ему на старости лет в единственной награде — умереть в Индии на посту ее губернатора. Но этой надежде не суждено было сбыться. Что же теперь ему оставалось? Влиться — пусть даже с герцогским титулом, пожалованным домом Мануэлом — в толпу паркетных шаркунов и лизоблюдов — знатоков «тайн лиссабонского двора»? Ему, привыкшему передвигать восточных государей, словно пешки, на шахматной доске, перекраивая по своему усмотрению политическую карту Азии?
«Португалия слишком мала для меня!» — вздохнул умирающий дом Афонсу.
При слабом бризе они медленно прошли Камбейским заливом. Впереди замаячил Дабхол. Албукерки приказал спустить с мачты королевский флаг, поскольку он больше не был губернатором Индии. И продиктовал свое последнее письмо дому Мануэлу — столь же деловое и сухое, как обычно:
«Сеньор!
Я пишу это письмо Вашему Величеству не собственноручно, ибо лежу на одре не болезни, но смерти. В память о себе я оставляю сына, которому завещаю все мое имущество, хотя оно и очень небольшое. Но я также завещаю ему то, что мне причитается за мою службу, а это очень много. В мою пользу и в пользу моего сына должно говорить достигнутое мною в Индии. Я передаю Вашему Величеству Индию, важнейшие позиции которой взяты нами и находятся в Ваших руках. Остается сделать лишь одно — плотно закрыть врата в Красное море. Кстати говоря, я всегда советовал Вам, Сеньор, обеспечить оттуда безопасность Индии, избежав, таким образом, больших расходов.
Прошу Ваше Величество, памятуя об этом, в Вашей неизреченной милости, не оставить Вашей отеческой заботой моего единственного сына. Возлагаю мои надежды на Ваше Величество и на мою Государыню Королеву, передавая все мои дела на Вашу милость, которую я, умирающий теперь на Вашей службе, заслужил. Прошу также выплачивать моему сыну получаемый мной при жизни пенсион[108].
Писано на море, в шестой день декабря месяца 1515 года».
(Под этим написанным под диктовку дома Афонсу секретарем текстом письма умирающий старый кавалейру своей слабеющей рукою начертал:
Вашего Величества слуга
А. ди Албукерки).
Глава двадцать восьмая
Финал
«Афонсу ди Албукерки, друг» — писал король дом Мануэл Счастливый, охваченный необычным для него беспокойством (сказавшимся на стиле письма) 20 марта 1516 года. «Согласно сведениям, полученным Нами через Венецию, египетский флот направляется в Индию. Хотя Мы и повелели Вам возвращаться на родину, но ныне считаем совершенно необходимым, чтобы Вы оставались (в должности губернатора Индии — В.А.). С учетом опыта Вашей всегда успешной службы Нам и Ваших побед, одерживать которые Вам неизменно помогал Господь Бог, Мы полагаем, что сознание того, что Вы по-прежнему пребываете там (в Индии — В. А.), будет для Нас большим утешением.
А посему сообщаем Вам Нашу волю и Наше решение, требуем и повелеваем Вам с той ревностью и доброй волей, которые Вы Нам всегда выказывали, прогнать прочь флот султана (Египта — В. А.), если он там (у побережья Индии — В. А.) появится».
К концу письма тон короля превратился в почти просительный, и даже умоляющий:
«Вы не могли бы сослужить Нам лучшей службы и не дать нам более глубокого удовлетворения. Мы всецело полагаемся на Вас, и, в случае выполнения Вами этих Наших повелений, будем чувствовать Себя совершенно успокоенными».
Неосмотрительно и поспешно назначенный королем на место Албукерки, «Лопу Суариш, друг», также получил послание от короля, навряд ли его осчастливившее. Ибо одумавшийся (лучше поздно, чем никогда) монарх Португалии назначил Суариша лишь правителем Кочина, Каликута и Малакки, отдав ему под командование всего-навсего четыреста солдат. Все остальное король передал Албукерки.
«Хотя Мы испытываем к Вам полное доверие» — писал дом Мануэл Суаришу вежливо, но твердо — «Ваши способности представляются Нам не достаточными для того, чтобы успешно дать отпор флоту султана, направляющемуся в Индию. Да Вы и не можете обладать такими способностями, как Афонсу ди Албукерки по причине его многолетнего опыта. А посему Нам надлежит использовать во благо этот опыт, накопленный им на суше и на море и обеспечивший ему возможность одержать столько блистательных побед».
Спрашивается, что мешало дому Мануэлу принять во внимание все изложенные им в письме Суаришу вполне разумные соображения чуть раньше. Сделай он это, дом Афонсу Албукерки, создатель великой заморской державы Португалии, не умер бы от тяжелейшей депрессии.
Как уже не раз бывало прежде, египетский флот так и не появился в прибрежных водах Индии. Тем не менее, трехлетнее пребывание Лопу Суариша в португальской Индии большой радости ему не принесло. Он отправился за море в надежде одержать победу над живым Албукерки, но прибыл туда лишь для того, чтобы слышать безмерно унижавшие его воспоминания об Албукерки мертвом. Эти воспоминания неотвязно преследовали вечного неудачника Суариша во время его экспедиции к Красному морю, неудачного рейда на Джидду, когда офицеры и их починенные открыто проклинали дома Лопу за его бесталанность, ставя ему в пример покойного Албукерки. Они не оставляли его и в Ормузе, чей молодой царь с сияющими глазами восхвалял дома Афонсу, превознося его до небес, вынудив Суариша, в конец концов, поспешно удалиться, даже толком не извинившись. Атмосфера же в Гоа — Гоа, прямо-таки жившем и дышавшем воспоминаниями об Албукерки — была далеко не мирной. Ежедневно происходили стычки (в том числе вооруженные) между людьми, прибывшими в Индию с Суаришем, и ветеранами, служившими в Индии еще при Албукерки. «Любимцы губернатора (Лопу Суариша — В.А.) позволяли себе отзываться дурно об Афонсу ди Албукерки» — замечает Корреа — «а люди (прежде всего — португальцы — В.А.) в Индии терпеть этого не могут».
