34
Заморозки начались в декабре 1946-го, когда запасы топлива подходили к концу, а с резким понижением температуры в стране почти не осталось угля. Зато осталась здоровая изобретательность и умение довольствоваться тем, что есть. Раз угля нет и взять его негде, будем греться по-другому. Пришла мода на электрокамины, а электроэнергия стала дефицитной.
В январе обсерватория в Кью зафиксировала двадцать пасмурных дней подряд. В Английском канале появился паковый лед, а в заливе Уош — льдины. Чтобы наладить доставку угля, немецких военнопленных заставили разгребать десятифутовые заносы на железной дороге, но солдаты разгромленной армии не горели желанием помогать Англии и работали спустя рукава.
Мистер Шинуэлл, министр топлива и энергетики (точнее, их отсутствия) правительства его величества, решил проблему сокращением спроса. Появились жесткие нормы потребления электричества, а равно мыла, маргарина и сахара. По всей стране закрывались фабрики и заводы, прервали трансляцию телепередач, ограничили радиовещание, уменьшили размер и толщину газет. Угля почти не сэкономили, зато люди настрадались. Война закончилась, а жизнь, превращенная в битву с пайками, стала еще тяжелее.
В феврале оставшийся в поле картофель выкапывали пневматическими перфораторами. Коровы и овцы замерзали насмерть. Над страной навис призрак голода. Но если англичане думали, что это самое страшное, то ошибались: они еще не пробовали барракуту.
Для борьбы с голодом министерство продовольствия импортировало миллион банок барракуты. «Барракута — южноафриканская сестра английской скумбрии, — вещали рекламные плакаты, — очень полезна и изумительно вкусна в любом виде. Поданная под пикантным соусом, она украсит праздничный стол, а протертая с жареным луком приятно разнообразит ежедневное меню». Однако среднестатистический англичанин, даже окоченевший и оголодавший, счел барракуту отвратительной, и консервы скормили английским кошкам.
Пятого марта в стране бушевала самая сильная метель века, а десятого наступила оттепель. Земля промерзла и воду не впитывала — начался паводок. Реки вздулись и хлынули в озера, которые стали размером с моря, а когда сливались, то с целые океаны. Фермеры спасали как могли перезимовавший скот от новой напасти.
Эдди Сондерс снова бродил по затопленным пастбищам с половиной бочонка. На этот раз его сопровождал не только верный колли, но и Рейчел.
Рейчел втайне радовалась, что Элизабет не зачастила в гости. Погода ли ее останавливала, горе или угрызения совести, Рейчел не знала и знать не хотела. Слишком много забот, слишком велик долг перед Эдди — незачем тратить время на исправление ошибок прошлого, в котором, увы, фигурировали Карен и Элизабет Оливер.
Очередная весна нагрянула вместе с Элизабет. Почти год минул с тех пор, как она, онемевшая от горя и шока, пришла к Рейчел с похоронкой на Карен в руках.
Воскресным утром Эдди чистил обувь на крыльце, колли грелся в разбавленном солнечном свете, а Рейчел читала в шезлонге, надев темные очки и куртку мужа. Она услышала голос Эдди, подняла голову и увидела Элизабет.
— Надеюсь, не помешала, — сказала гостья.
В ее неподвижном взгляде до сих пор читалось горе. Рейчел даже книгу не закрыла: с чем бы ни пожаловала Элизабет, цели у нее эгоистичные, так зачем облегчать ей жизнь?
— Хочу поговорить с тобой и Эдди.
— Мы оба здесь, — сказала Рейчел, но встать не удосужилась.
Элизабет смотрела под ноги и на свое отражение в темных очках Рейчел, пока не вмешался Эдди.
— Давайте пройдем в дом и сядем поудобнее. — Он составил начищенную обувь в ряд и сложил шетки в ящик. — Элизабет, ты ведь выпьешь с нами кофе?
Элизабет сидела за кухонным столом, держа на коленях сумочку. «Зачем она нарядилась? — недоумевала Рейчел. — По проселочным дорогам ведь шла». Впрочем, Джордж разбогател на войне, — наверное, шуба для Элизабет дело обычное. Было время, когда Рейчел тоже наряжалась по воскресеньям и развлекала гостей беседой, — было, но прошло.