Можно хотеть быть таким, как твои родители, можно взбунтоваться против родителей, но все равно станешь таким, как они, хочешь того или нет. Я об этом никогда не задумывалась, не хотела. А вот теперь задумалась, и оказалось, что эта проблема решается однозначно. От своих родителей ты никуда не денешься.
Все прошедшие годы я считала, что я, как и моя мать, изменила своему мужу. И вот я слышу слова жены моего брата: «Олли хочет, чтобы не было проблем. Он постарается быть терпеливее, я постараюсь быть… на высоте, и, может, все и наладится», — она ведь повторяет слова Анжелы: «Роджеру всегда было важно, чтобы… мы считали себя счастливыми, даже если мы такими не были».
Теперь у меня был свидетель.
— Габи, — сказала я, — тебе не кажется, что Олли копирует отца в своем желании, чтобы его жена была «на высоте» несмотря ни на что?
— Что ты, Ханна, — она посмотрела на меня с недоумением, — они совершенно разные. — Я безропотно кивнула. И она добавила: — Олли не такой злопамятный, как его отец. Прости, я знаю, ты очень высоко ценишь отца. Но, видишь ли, если твоя мама хоть раз позволит себе даже намек на какое-то не позитивное чувство, Роджер ее тут же заставит замолчать. Он терпеть не может, когда кто-то из вас страдает. Он, видимо, считает, что это плохо для его имиджа. Олли рассказывал, что он был с ней очень жесток после той истории. Наверняка и до нее. Иначе, зачем бы ей понадобилось все это? А Олли не жесток, он сильно отличается от своего отца. В детстве он боялся Роджера. Никоим образом Олли не может стать таким, как он. Только Олли… не может видеть, когда у меня подавленное настроение.
— Ага! — поняла я. — Это верно.
Но, честно говоря, разницы я тут не видела.
Глава 42
«Женщина в белом»[13]— это вовсе не история о привидениях, хотя вначале я думала именно так. Когда до меня дошло, что я ошиблась, книга меня уже захватила. Я читала ее с вытаращенными глазами, восклицая: «Ой!», «Боже мой!» Уилки Коллинз написал этот роман в восемнадцатом веке, его печатали в журнале по главам, что-то вроде сериала того времени. Вся Англия не могла оторваться, тогдашний премьер-министр даже не пошел в театр, чтобы прочитать очередной выпуск. Продавались плащи и марки «Женщина в белом», духи «Женщина в белом». Я считала эту книгу одной из самых лучших. Уолт Дисней украл идею и стал спекулировать на сюжетах викторианской эпохи.
Мне эту книгу порекомендовал Фред. Я не сразу решилась ее купить, потому что это ведь классика.
Сказала:
— В принципе, я классику не читаю. Боюсь, языка не пойму.
— Дорогая, если у тебя эта книга не пойдет, я верну деньги за нее и в придачу дам какой-ни- будь вестерн.
— А если пойдет?
— Добрым словом помянешь меня и мой магазин!
Прочтя книгу, я стала рекомендовать ее всем своим друзьям. Грегу. Габриелле. Отцу. Им всем было интересно понять, откуда я набралась таких слов, как «недоброжелательный». Я считаю, что, рекомендуя книгу, достигаешь сразу двух целей. Во-первых, показываешь свое превосходство: «Позволь передать тебе мой опыт…» Во-вторых, стремишься услышать чье-то одобрение: «У меня есть кое-что, что должно тебе понравиться».
Я обрадовалась, услышав от Габриеллы: «Уилки Коллинз доставил мне многочасовое удовольствие! Такого я давно не получала!»
А когда Рон сунулся в дверь кабинета Грега и тот рявкнул: «Не сейчас! Я занят распутыванием дела!.. Уолтера Хартрайта[14]!» — я испытала такую гордость, словно сама была автором этой книги.
При последнем разговоре с отцом я узнала, что он «все еще собирается дочитать ее». Мартине я ее не стала и советовать. Значит, я даже не посчитала нужным доказывать перед ней свое превосходство — настолько в нем была уверена. И вот сейчас я упрекаю себя за это. Мне, значит, было совершенно наплевать на ее мнение.
Уйдя от Габриеллы, я купила в ближайшем магазине экземпляр этой книги. А потом покатила прямиком в офис Марвина Ван де Ветеринга («Дантист, специалист по детским проблемам») и, нажав на звонок, была приглашена войти.
Мартина явно не испытала радости при виде меня.
— Ты на прием?
— Мартина, ты была права. Прости мне мое поведение. Я ценю твою дружбу. — И затихла. Вспомнила, что сказала мне Мартина, когда я ей рассказала, что мы с Джеком разводимся, хотя потом она же предложила устроить вечеринку по случаю развода. Она тогда сказала: «Я никогда не слышала ничего ужаснее», и глаза у нее стали круглыми и мокрыми. «Вы с Джеком… просто идеальная пара. Когда я смотрю на вас, я всегда думаю, что именно таким и должен быть идеальный брак. А уж если не получилось у вас, на что тогда надеяться нам, остальным? — Она вытерла нос и добавила: — И теперь я чувствую себя… еще неуверенней».
На редкость честная реакция, но меня, ее слова тогда только развеселили, наверное, я попросту проявляла упрямство.
— Смотри, — сказала я, — я купила тебе книгу. Она просто блеск. Я думаю, что тебе понравится.
Я вручила ей бумажный пакет. Разорвав бумагу, она достала книгу:
— Да, я ее уже читала, — и вернула мне.
— Да что ты! — удивилась я. — Ты читала «Женщину в белом» и не посоветовала мне?
Мартина не смогла скрыть ухмылки:
— Я тогда сердилась на тебя.
— Это я уже поняла. — Помолчав, я добавила: — Послушай. Я вовсе не считаю тебя глупой.
— Ты хочешь сказать, что больше не считаешь?
Я решила, что лучше быть откровенной:
— Да, больше не считаю. И тут она улыбнулась: — Меня Марвин ждет. Зайдешь ко мне вечером? В восемь?
— С удовольствием. — Я направилась к выходу, но тут же снова вернулась, потому что услышала:
— Эй, отдай мне книгу.
— Но ты же ее уже читала.
— Зачем отказываться от единственного бесплатного удовольствия, которое могу получить от тебя.
Нехорошо получилось, подумала я и вечером пришла к ней с цветами.
— Цветы же не в твоем стиле, — сказала Мартина, открывая мне дверь.
Стыдно сказать, но я бывала у нее только однажды с тех пор, как она купила себе эту квартиру. Ее крошечные апартаменты находились в глухом, запущенном районе. Я была у нее год назад, когда она только-только въехала, и квартирка произвела на меня жуткое впечатление. Тесная ванная источала ароматы сточных труб. Уходя на работу, она забыла закрыть дверь ванной, и этот аромат пропитал всю квартиру. Пол, в том числе в гостиной, был покрыт терракотовой плиткой. Сейчас квартирку было не узнать. Стены были оклеены обоями в мягких лилово-желто-розовых тонах, все освещалось перевернутыми светильниками. На полу лежали модные соломенные коврики. Окна закрывали деревянные ставни. Облицованная кафелем ванная сверкала белизной. А сама ванна стояла на ножках в форме лап. Не совсем то, что я хотела бы для себя, но очень даже симпатично. Кухня сверкала хромом. Мартина заметила, что я смотрю на все, разинув рот.
