Воины дружно поддержали воеводу, испуганно ожидая приближающихся коней. Немало повидавший на своем веку сотник, прищурив глаз, ожидал столкновения. Его жилистые крепкие ладони побелели, вцепившись в топорище. Взбивая копытами утреннюю грязь, безглавые вестники смерти остановились перед асгардцами, беззвучно поднявшись на дыбы. Спустя несколько мгновений, показавшихся Тугдаме неимоверно долгими, истерзанные черным колдовством животные рухнули наземь. Облегченно вздохнув, воевода заливисто расхохотался, весело озираясь по сторонам и потрясая в воздухе щитом.
Неуверенный смех асгардцев сказал ему о многом. Старый сотник молчал, глядя на лежащих у их ног обезглавленных лошадей.
— Слышь, Тугдаме, — Олесь нетерпеливо дернул воеводу за локоть, — ты на шеи их погляди. Головы-то им одним ударом смахнули. Это ж какому человеку такое по силам?
Туман стал быстро рассеиваться, открыв их взорам огромное воинство Чернобога. В одно мгновенье смех в рядах асгардцев прекратился, уступая место мертвой тишине. Будто огромный коршун, рухнувший наземь, раскинул перед ними свои могучие крылья, ощетинившиеся копьями. Тугдаме, не задумываясь, поднял клинок, блеснувший в лучах утреннего солнца:
Сварожья Дружина бросилась в бой, быстро меняя свои очертания. Двадцатитысячная армия асгардцев, выстроившись птицей, летела к ненавистному врагу.
ГЛАВА 24
Малюта внимательно озирался по сторонам, то и дело пригибая голову под нависающими ветвями деревьев.
Накануне сражения Тугдаме подозвал его к себе. Долго вглядываясь в его глаза, воевода произнес:
— Ну что, медведич, могу я на тебя положиться? — Он усмехнулся, увидев нахмуренные брови молодого тысяцкого. — Да ладно тебе хмуриться, Дождь накликаешь. Дело у меня к тебе важное, никому другому поручить не могу.
С досадой сплюнув наземь, Малюта усмехнулся, отводя взгляд в сторону.
— Коли дело есть, сказывай. А глазами меня поедом есть… Я ж не девица красная.
Тугдаме махнул рукой, подзывая к себе молодого рыжего дружинника, стоящего поодаль.
— Все его Рыжим, кличут. Имя его тебе без надобности. Он и еще трое пойдут с твоей тысячей. Вон той рощей пойдете.
Ткнув пальцем в сторону густой рощи, Тугдаме перешел на шепот:
— Они волхвы, самим Правителем посланные. Не подведи меня, Малюта.
Удивленно окинув взглядом Рыжего, медведич хмыкнул:
— Молод он больно… Я думал, волхвы постарше будут. — И словно спохватившись, подступился к воеводе, прошипев: — Как же так, Тугдаме?! Почему ты меня в сечу не берешь? Ты же… Ты же знаешь, моя тысяча самой сильной в бою будет!
— Знаю, Малюта. Все знаю, потому лишь тебе и по силам наказ мой исполнить. Говори, Рыжий, чего делать надобно.
Волхв кивнул, по-свойски хлопнув Малюту по плечу и улыбнувшись:
— Не боись, тысяцкий, на нашу долю самое сложное досталось. Выжить мы обязаны, покуда дружина наша насмерть биться будет. И не просто выжить, а еще и девку в полон нужную взять. Ну то уж моя забота. А пойдем мы с тобой рощей…
— Девку в полон?! Да чтоб я…
— Да не горячись, медведич. Девка та ведьма, потому и не девка она вовсе, — нахмурившись, волхв продолжил: — Рощей, говорю, пойдем! Никто нас не заметит. Главное, чтобы вои твои языки за зубами держали. С тылу зайдем, и как битва жару наберет, так и ударим. И тут уж, тысяцкий, коли в самое сердце не попадем — не сносить нам с тобой головы. Баеджирты твои должны по телам нам дорогу проложить, себя не жалеючи. И заслонить нас собою, как назад с добычей уходить станем.
Рыжий облегченно вздохнул, весело подмигнув Малюте.
— Усек? И на лихом коне до самого Асгарда…
— А… Вои мои как же?
Тугдаме опустил глаза долу, кашлянув.
— Малюта. Такой наказ у меня. Твои должны до последнего вздоха вас закрывать. Я разумею тебя, парень… По правде, сам не знаю, одолеем ли мы их сегодня.
Угрюмо покачиваясь на коне, медведич обернулся назад, услыхав среди баеджиртов перешептывания, и яростно пригрозил кулаком. Настороженно подняв вверх голову и вслушиваясь в звуки леса, молодой волхв щелкнул пальцами, заставляя ворона беззвучно захлопнуть клюв. Улыбнувшись, Рыжий пригрозил ему пальцем и продолжил свой осторожный путь. Первые солнечные лучи стали пробиваться сквозь листву деревьев, осветив небольшую лесную прогалину. Подняв руку, Рыжий дал команду остановиться. Спрыгнув наземь, он украдкой пошел вперед, осторожно раздвигая ветви кустарника. Остальные трое волхвов настороженно озирались по сторонам, то и дело нашептывая под нос свои тайные наговоры. Спустя несколько мгновений Рыжий будто из-под земли вырос, вынырнув из-за ближайшего дерева.
— Все, пришли. Теперь ждем. Ох, нюхом чую, скоро кровь прольется.
…Стоян нетерпеливо гарцевал на жеребце в ожидании битвы. Удовлетворенно оглядывая свое огромное воинство, ведьмак коротко обронил:
— Ярослав! Лучников к котлу Ядвиги.
Полнотелая ведьма, разрумянившаяся от жара собственного варева, приговаривала:
— Скорей, скорей же, медведь неповоротливый. Чего топчешься? Окунул стрелы и бегом на завалы! Того и гляди, сейчас в бой пойдут.
Один за другим воины проходили мимо ее котла, боязливо окуная острия стрел в ведьмино варево.
— Да не бойтесь, глупые, это ж не супротив вас сварено. Только не пораньтесь об острие… Мало ли чего там…
Стоящие позади воинов ведьмины котлы кипели вовсю, щекоча ноздри воинов резкими запахами трав. Бобура, весело переговариваясь с подругами, неспешно нашептывала заклинание, удерживая на поле утренний туман. Едва лишь завидев возвращающегося Вандала, Стоян крикнул, обращаясь к ведьме:
— Эй, грудастая, накрывай котел. Пришла пора за мечи браться.
Словно предчувствуя недоброе, он обернулся к шатру, из которого вышла Ледея. Нахмурившись, ведьмак прорычал:
— Оставайся в шатре! Ни к чему тебе на кровь глядеть.
Ледея покорно кивнула в ответ, заметив краем глаза кривые ухмылки подруг. Переломив с хрустом ветку, Беспута бросила ее в костер, злобно прошептав:
— Оставайся в шатре. Тьфу! Нянчится с ней, что с дитем сопливым. Вон, Недоля уж наполовину седая от своей ворожбы. А он снова ее в самое пекло отправил. Оставайся в шатре. Тьфу!
Сидящая рядом Всеведа усмехнулась, слепо потянувшись к Беспуте рукой. Коснувшись ее плеча, колдунья осуждающе покачала головой.
— Ох, подруга. Кровь в тебе кипит, страсть к нему неуемная. А я все думаю, что-то ты сама на себя не похожа, словно из осады вышла…