Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
– Тетя Настя, а… – осторожно, запнувшись, начала Брашка. – А кто Динку в Смоленске тогда… ты тоже знаешь?
– Нет, – отрезала старуха. Краем глаза она видела, как горят из темноты, словно кошачьи, широко открытые глаза Юльки. – Никто не знает. И теперь уж не узнает. Да и ни к чему вам.
– А почему?.. – начала было Ульяна.
Но старая цыганка взглянула на нее так, что у той по спине побежал холодок, и повторить вопрос она не решилась. В молчании цыганки пошли по пустым темным улицам. И никто ни о чем не спросил, когда старая Настя вдруг распорядилась:
– Вы ступайте, девки, а у меня тут в городе еще дело есть. Деду моему скажите, что утром буду, пусть не беспокоится.
После полуночи небо над Керчью неожиданно прояснилось. Тучи разошлись, освободив чистую фиолетовую полосу с тонким, склонившимся над заливом месяцем. В офицерской палате, отгороженная книгой, горела свеча, которая уже совершенно оплыла и вот-вот грозила погаснуть, хотя рыжий Гулько, дремавший на полу у порога, уже несколько раз поднимался и заботливо очищал пальцами тонкий фитилек. На всех койках спали, в углу кто-то скрипел зубами, хрипло ругался во сне. Слабый лучик месяца, проходя сквозь пыльное стекло, тянулся через подоконник к койке полковника Дадешкелиани. Тот спал, спокойно и беззвучно, и лунный свет четко очерчивал в темноте его запрокинутый профиль.
Скрипнула дверь, вошла Дина. По ее походке видно было, как страшно, смертельно она устала. Гулько поднялся ей навстречу.
– Что ты встаешь, сиди! – чуть слышно сказала Дина, подходя к койке Зураба. – Ну, как он, Федор? Как дышит? Жара нет?
– Как есть спит спокойно, Надежда Яковлевна! – заверил Гулько.
– Ничего не просил? Не бредил? Доктора не звали?
– Да вы не беспокойтесь… В лучшем виде спит, оно и слава богу… Чего не спать, когда можно? Трое суток, почитай, в седле-то…
Но Дина все же склонилась над спящим, потрогала его лоб. Облегченно вздохнув, отошла к дальней койке, на которой стонал другой раненый, дала ему попить из чайника, осмотрела повязку и лишь после этого присела на край койки Зураба.
– Вы бы, Надежда Яковлевна, тоже поспали, – озабоченно произнес Гулько. – Какую ночь уж тут с ног сбиваетесь?
– Вторую. Хотя, подожди… Уже третью. Да, ты прав. – Дина слабо улыбнулась. – А знаешь, спать совсем почему-то не хочется.
– Это от восторгу, – уверенно заявил Гулько. – Этакое счастье на голову упадет – так какой уж тут сон…
– Но как же это возможно, как возможно… – медленно выговорила Дина, не сводя глаз с лица спящего Зураба. – Понимаешь, зимой мне рассказали наверное, рассказал верный человек, тоже дроздовец, дворянин… Его уже нет, царство ему небесное… Он сказал, что Зурико был убит в атаке, зарублен красными под…
– Под Бесскорбной, – закончил за нее Гулько. – Верно, так все и было.
– Но как же?..
– Вы ж сами видите, на нем места живого нет! Весь как есть изрублен был, долго не давался нашим-то…
– Вашим?..
– Ну да ж! Я тогда еще при красных воевал, от атамана Каледина к ним попал, полстаницы нашей, вся голота, у них крутились, – не спеша растолковал Гулько и, заметив ужас в глазах Дины, чуть заметно усмехнулся. Помолчав, продолжил: – Слышу, после атаки наши кричат: белого полковника зарубили! Мне интересно стало глянуть, подъезжаю, вижу – а то ж наш поручик Дадешкельяни, у коего я в германскую в денщиках бегал! И ничего не дохлый, а очень даже еще дышит! Хоть и в кровянке сплошь и по всему видать, что кончается! Ну, тут я умную личность себе сделал и гуторю ротному командиру: «Товарищ Антонов, я этого полковника знаю, служил у Каледина при нем, очень важный чин у белых, много чего знает, так что даже и слава богу, что жив еще. Он вам все как есть расскажет – и про дислокации, и про орудия, и про расположения частей…» Вру как сивый мерин, потому что думаю – не зарубили б его до смерти, пленных-то мы тогда никаких не брали, тягость только лишняя… Ну, видать, хорошо я врал, поверили. И велели мне раненого в обоз волочить да перевязывать. Я так и исполнил, а ночью мы с господином полковником и оторвались с богом!
– Но как? Куда?! – всплеснула руками Дина. – Он ведь был при смерти!
– Точно так, был, – охотно подтвердил Гулько. – Я его поперек седла положил. Мой аргамак сильный был, вывез, слава угодникам, и еще одну лошадь я в смену взял. Ночь проскакали, и навстречу – ни разъезда, ни цепей, все после боя отдыхали, а ночь-матка безлунная, покрыла нас… Через Уруп на рассвете переправились, я в лозняке господина полковника сгружаю – дай, думаю, гляну, может, уж мертвый… Смотрю – мать честная, дышит! Пять дней я с ним в камышах на острову просидел, потому – места мне знакомые, в лагеря мы туда ходили. А на шестой день Зураб Георгич уж верхом уселся, и подались мы с ним на Кубань до генерала Бабиева.
– Спасибо, родной, спасибо… – прошептала Дина, обнимая смущенного казака за шею и целуя в шершавую небритую щеку. – До конца дней своих за тебя бога молить буду… Ты, верно, попал к красным по недоразумению? Тебя заставили?
– Никак нет, сам пришел, – усмехнулся Гулько. – Они ж землю обещали, барышня, так чего ж было не пойти? Кабы не господин полковник, я б у них и по сей день воевал. Только ж я Зураба Георгича бросить не мог, за мной должок был. Он меня еще в Пруссии, на Мазурских, из атаки на себе вынес. А допрежь, пока я у него в денщиках бегал, он мне ни разу сапогом в зубы не сунул. И ни на одного солдата ни в жисть голоса не поднял, а другие-то охвицеры вы б слыхали как!.. Так что вот такие дела, барышня…
Он обстоятельно скрутил козью ножку, насыпал махры, прикурил от мигающей свечи. Дина молча смотрела на него.
– Про вас-то Зураб Георгич завсегда помнил, – помолчав и глядя через плечо Дины в черное окно, произнес Гулько. – Сколько раз мне говорил, что, мол, в Москве у него жена осталась, Дина, цыганка-певица, лучше которой на всем свете нету… и что он ночей спать не может, чтоб про нее не думать, все в глазах ее очи стоят…
– Федор, хватит врать, – послышался вдруг спокойный голос с койки, и Дина подскочила от неожиданности. – Ничего подобного я тебе не говорил.
– Говорили-говорили, ваше благородие, – ничуть не растерялся Гулько. – Ну, может, другими словами, но я-то, как вы, нипочем не выражусь! И стихов никаких не знаю про нетленную красу! А стихи-то хорошие, уж сколько разов я вас просил на бумажку мне списать, так и не удосужились, а теперь уж когда…
– Я тебе напишу! – пообещала Дина, глядя при этом на Зураба блестящими от слез глазами. – Я знаю эти стихи, помню все строчки… Зурико, почему ты не спишь? Напрасно, тебе нужно… Рана не болит?
– Ничуть, – поморщился Зураб, с трудом садясь на койке и обнимая Дину здоровой рукой.
– Зурико, Зурико, люди кругом, что ты… – закрывая глаза, ахнула она. – Ради бога, что ты делаешь, это нельзя…
– Девочка моя… – Зураб, не слушая слабых возражений жены, непрерывно целовал ее губы, висок, выбившиеся из-под косынки волосы. – Я до сих пор не верю… Я ведь сейчас не спал. Лежал, слушал, как ты разговариваешь с Федором, и думал: вот утром проснусь, пойму, что ничего этого не было, посажу людей на корабль и…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
