Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Подобные экспозиции, как ни странно, приезжали в СССР достаточно регулярно. В 1965 году выставку в Ленинграде, посвященную архитектуре США и размещенную в музее Академии художеств, посетил писатель Владимир Солоухин. По его словам, чтобы попасть туда, люди стояли в очереди по пять-шесть часов; ежедневно раздавалось около восьми тысяч дорогостоящих цветных буклетов.
Эти выставки давали возможность советским людям почувствовать атмосферу красочной и недоступной Америки. Наверное, по этой же причине на выставку «Исследования и разработки США» в один из дней ее работы, с 4 ноября по 13 декабря, пришла немолодая ленинградка. В качестве сувенира она получила номер красивого крупноформатного журнала «Америка» за 1971 год.
Надо сказать, журнал «Америка» был очень странным периодическим изданием. Он печатался в США на отличной бумаге, выходил на русском языке и был предназначен для распространения исключительно в СССР. Издатели журнала прекрасно понимали, что, если они начнут рассказывать лишь о прекрасном состоянии американской экономики, давать фотографии ломившихся магазинных полок и голливудских кинозвезд, советская цензура тут же запретит его ввоз. Поэтому на страницах «Америки» не делался акцент на преимуществах жизни в США по сравнению с СССР и не обсуждались политические проблемы. Тем не менее, листая журнал, читатели, естественно, замечали несоответствие советских пропагандистских баек о «зверином оскале империализма» и реальной американской жизни. По этой причине «Америка» издавалась смехотворным для советской периодики того времени тиражом в 50 тысяч экземпляров, а выписывать его могли лишь партийные бонзы.
Взяв журнал в руки, посетительница американской выставки — а это была Элеонора Дробышева — стала его листать. Дойдя до восьмой страницы, она не поверила своим глазам: с глянцевых страниц на нее глядела ее постаревшая сестра Алиса, с которой они не виделись с 1926 года.
Информация об Айн Рэнд была в статье «О несогласии», текст которой должен был продемонстрировать советскому читателю полную свободу деятельности оппозиционных лидеров и партий, гарантированную американской конституцией. Имя автора статьи не указывалось, однако можно предположить, что им был редактор журнала Леонард Рид. Помимо Айн Рэнд, именовавшейся «писательницей, поборницей консерватизма», в статье говорилось о таких знаменитостях, как педиатр Бенджамин Спок, исполнительница музыки кантри и левая политическая активистка Джоан Баэз, рок-певец и поэт Боб Дилан. Интересно, что автор не преминул рассказать о российском происхождении Айн Рэнд и ее иммиграции в США, однако, естественно, не упомянул о ее антисоветском романе «Мы живые» и неоднократных высказываниях, направленных против СССР и коммунистической идеологии в целом.
На первой странице журнала был указан адрес, по которому читателям можно было посылать «отзывы и пожелания». Вскоре в Вашингтон, в редакцию журнала «Америка» (в США он назывался «America Illustrated» — «Иллюстрированная Америка») пришло письмо на английском языке, отправленное из Ленинграда: «Я обращаюсь к вам с просьбой. В начале 1926 года моя сестра уехала в Голливуд, в США. Наша семья переписывалась с ней до конца 30-х годов, но потом переписка прервалась, и я больше ничего не получала от нее. В конце 1972 года я посетила выставку “Исследования и разработки США”, где вместе с другими изданиями получила журнал “Америка”, № 182 за декабрь 1971 года. В этом журнале я увидела фотографию моей сестры и небольшую заметку о ней. Она — писательница. Ее имя — Айн Рэнд (миссис Фрэнк О’Коннор). Я написала ей письмо, но так как я не знаю ее адреса (в журнале сказано, что она живет в Нью-Йорке), я прошу вас найти ее адрес и переслать ей прилагающееся письмо».
Лилиан Куртуа, помощник редактора журнала, вначале решила выполнить просьбу ленинградки — переслать письмо на имевшийся в редакции адрес Айн Рэнд. Однако потом она решила, что дело слишком важное, и набрала телефонный номер писательницы. «Я никогда не забуду нашего телефонного разговора, — вспоминает Лилиан. — Под конец мы обе плакали. Я рассказала ей о письме, и когда я говорила, она повторяла, рыдая: “Она жива! Она жива! О Боже, я думала, что она умерла! Все эти годы я думала, что она умерла!”».
Айн получила письмо Норы, однако, чтобы не насторожить советские спецслужбы, было принято решение, что первый ответ напишет редакция журнала, осторожно указав, что письмо дошло до адресата. Вскоре между сестрами завязалась переписка. Среди новостей, полученных Айн, были и грустные — она узнала подробности о смертях отца, матери и Наташи. До нас дошли два письма, написанные ею на русском и английском (Нора хорошо его знала) и отправленные в Ленинград в августе и сентябре 1973 года. Из них можно узнать, какова была процедура получения приглашения и виз для Норы и ее мужа Федора Дробышева, пожелавших посетить США в том же году. Известно также, что Айн несколько раз звонила Норе.
Писательница была несказанно рада — наконец-то она увидит любимую сестру! Она полагала, что, вырвавшись из ненавистного тоталитарного СССР, Нора и ее муж, естественно, захотят остаться в процветающей демократической Америке. Она намеревалась приобрести для них дом в Нью-Джерси, где проживали множество русских иммигрантов, а пока сняла им квартиру в том же доме на 34-й улице, в котором проживала сама. Обрадованная Айн даже ненадолго поборола постоянную усталость и апатию, преследовавшие ее в последние месяцы.
Советские власти не только беспрепятственно дали чете Дробышевых разрешение на выезд за границу, но и откровенно сообщили им, что не будут возражать в случае, если те захотят остаться в США. Их единственное условие — известить об этом советское посольство. Это крайне удивительно, учитывая, что, во-первых, во время холодной войны советских граждан крайне неохотно выпускали за границу, особенно тех, у кого имелись родственники за рубежом; во-вторых, власти не могли не знать, что сестра Норы — радикальная антисоветчица, в интервью «Плейбою» заявившая, что «любая свободная нация имеет моральное право, хотя и не обязательство, напасть на Советскую Россию, Кубу или любой другой “рабский загон для скота”». Или они побоялись медийной шумихи, которая могла возникнуть за границей, если бы они препятствовали поездке в США сестры знаменитой писательницы?
И вот, наконец, долгожданный день настал. Айн и Фрэнк наняли лимузин с шофером, чтобы встретить Нору и ее мужа в офисе «Аэрофлота». Слегка задержавшись из-за пробок, они влетели в офис, где обнаружили двух немолодых, мешковато одетых пожилых людей, нервно ерзающих на скамейке. Женщина, несколько более грузная, чем сама Айн, была очень похожа на нее — те же огромные глаза и полные чувственные губы. Сестры, крепко сжимая друг друга в обьятиях, рыдали, не в силах остановиться. Они не виделись 47 лет!
Однако с самого начала что-то пошло не так, как рассчитывала Айн. Уже в машине она стала расспрашивать сестру о ее жизни, однако та, указав пальцем на шофера, прошептала: «Не стоит говорить в его присутствии. Он — шпион, разве ты не понимаешь?» Ее муж закивал головой в знак согласия. Айн рассмеялась и попыталась их разуверить, однако Нора продолжала с опаской смотреть по сторонам и не желала разговаривать в присутствии водителя.
Войдя в квартиру, где жил и Айн с Фрэнком, и увидев домработницу, много лет обслуживавшую семью писательницы, Нора сразу же решила, что та — тоже агент спецслужб. Страхи Дробышевых стали еще сильнее, когда поприветствовать их приехал Леонард Пейкофф. Всё это, естественно, произвело тяжелое впечатление на Айн, привыкшую к западной свободе.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
