— О тебе только и говорят! — гордо поведал, оглядывая меня собственнически, в нарядном пеньюаре накрывающую стол для ужина.
— Пусть говорят, — отмахнулась я.
— И продолжают засыпать предложениями о переуступке покровительства…
Подняла на него глаза, и он ревниво хмыкнул:
— Ага, так и переуступлю! Даже не надейся!
Я продолжила аккуратно раскладывать столовые приборы, однако когда подошла ближе, задела его шелковым рукавом, затем бедром, в потом и вовсе соблазнительно нагнулась и, кокетливо потупив глазки, прильнула к нему.
— Дельрен? А, Дельрен?
— М? — вальяжно промурчал он, любуясь мной.
— А почему ты против?
— Даже не знаю, — включился он в игру.
— А все-таки? — похлопала ресницами и провела пальцем по его ключице, дразнящими движениями опускаясь ниже.
— Где ж я найду еще такую лысенькую оборотницу? — похлопал меня по попе и поцеловал в шею.
Его уверенный отказ передать меня кому-либо радовал, однако досада поселилась в душе и отравляла жизнь. Не хочу быть игрушкой! Даже шутливый разговор о переуступке покровительства причинял боль.
И, вообще, хочу иметь уверенность в завтрашнем дне!
Я очень люблю Дельрена, однако мама научила меня мыслить трезво, а не витать в облаках и строить замки из песка. Кроме того, хочу, чтобы этот мужчина был мой! Мой со всем потрохами, всеми мыслями, чтобы любил так сильно, чтобы совершил ради нашей любви еще один подвиг. Он же не принц, так, может, есть надежда?!
Несколько дней не спала. Уже готова была от отчаяния решиться и спросить — что нас ждет дальше, но умом понимала, так делать не надо. Надо быть мудрее. План в голове созрел быстро, однако страшно воплощать его в жизнь. И все же решилась.
Настал день, когда я должна была явиться в академию и сдать несколько долгов. Дельрен заранее договорился с преподавателями, чтобы зачеты прошли один за другим, и любезно сопроводил меня в туда.
А я впервые собиралась куда-либо так старательно, словно шла на конкурс красоты.
Когда вышли из дома и сели в скаперт, он подозрительно покосился на меня, однако смолчал. Но вижу же, что бесится от ревности. Даже в академию пошел со мной, хотя изначально собирался ждать у ворот.
— Дельрен, я так рада, что ты со мной! — мило щебетала я, идя с ним под руку по главной академической аллее и не забывая улыбаться всем. В принципе, это была улыбка вежливости, но даже она доводила Дельрена до белого каления.
А уж когда я пошла в библиотеку, якобы за нужными мне книжками, и встретила там несколько элитников, в том числе Маглеба, Дельрен заскрежетал зубами.
Пока библиотекарь собирал необходимые учебники, вокруг меня сжималось кольцо элитников. Пусть я была с ловчим, однако они решили, что пока я не жена — все возможно, поэтому наперебой предлагали помочь с конспектами, советовали подходящие сборники и даже предлагали дать консультации.
Я мило отказывалась, никого не выделяла, но Дельрен все больше темнел лицом, доходя до стадии озверения.
Мне его даже стало жаль, но стоило вспомнить, как он воспитывал меня, намыливался к Зельне — находила злость, и я вновь начинала улыбаться. Через силу.
— Ты же намеренно водишь этих идиотов за нос! — шипел он, таща меня за руку в деканат. — И меня! Думаешь, не заметил записочек в книгах?!
— Почитаем с тобой вечером вместе, перед «разнообразием», — улыбнулась я, прикидываясь дурочкой. — Или мне надо было демонстративно вытряхнуть записки из книг?
Он не ответил. И я почувствовала, что ревность Дельрена доходит до передела, поэтому сжала его руку и заставила остановиться.
— Думаешь, я умиляюсь писулькам, в которых воспевают мои глаза — озера, пленявшие сердца? — посмотрела ему в глаза. — От ревности ты даже не замечаешь, что они написаны почти слово в слово. Подозреваю, это библиотекарь шутит. Не зря же он так загадочно улыбается. Наверно, на передаче записок нехило зарабатывает.
— Говорю же, намеренно меня мучаешь! — пробурчал Дельрен.
— А вот ты меня воспитывал — и толк был!
— За Зельну мстишь?
— Ага!
Он закатил глаза, пригладил ладонью волосы и предупредил:
— Не сдашь сегодня все зачеты, на пересдачу не повезу!
— Сдам! — входя в деканат, показала ему язык и улыбнулась.
По правде лицемерная прилипчивость кавалеров злила и меня. Прекрасно понимаю: после того, как все узнали, что я сожительствую с ловчим, сомневаюсь, что будущий двуликий муж простит мне это. Возможно, но не из нынешних моих поклонников, обучающихся в академии. А просто вливать свежую кровь во чье-то фамильное древо и быть инкубатором я не хочу. Мне и с Дельреном неплохо. Он вредный, иногда злоязычный, зато был со мной вопреки всему и не отступил. Так что пусть павлины хвосты распушают, я выбор сделала. Вот только хочу, чтобы и он признался в чувствах, любил еще сильнее, потому стараюсь изо всех сил.
* * *
Я стояла на кухне и жарила блинчики, а Дельрен бегал по дому и шипел:
— Ты не должна была принимать цветы! Не должна!
— Но я их так люблю! — посмотрела на него чистыми, искренними глазами.
— Хорошо, я буду дарить их тебе!
— Но, Дельрен, — отложила лопаточку, — я не хочу одолжений. Вот если бы ты шел, и тебе самому хотелось совершить что-то красивое! — Проворковала мечтательно.
— От чистого сердца…
— Думаешь, они от чистого сердца дарят? — он сел за стол и вперился в меня синими глазами. — Хватит дразнить меня!
— Ну что ты! Нет! Я лишь рассказываю все, как на духу!
— Да? И что ты еще любишь?
— Все, что любят все обычные девушки.
— Но ты необычная во всех смыслах!
— Ну что поделать? — не удержалась я от ехидства.
— Раньше ты не была такой вредной.
— Раньше я просто хотела тебя прибить, так что лучше уж мне вредничать.
— А у Элиоса сидела такая шелковая, беззащитная, — посмотрел на меня с печальным укором.
— Но я же с тобой, — улыбнулась ему. — Я все помню. И очень благодарна. Но еще помню, как ты меня на три дня в камере закрыл!
— Я спасал тебя!
— Ас девками шлялся, тоже спасая меня?! — едва совладала с собой, что не приложиться лопаточкой по его высокому лбу. До сих пор, как вспомню — трясти начинает.
— Нет. Я хотел выбросить тебя из головы!
— А-а! — протянула я насмешливо и подбоченилась. — Ну попробуй, попробуй!
— Аль… Алена! — взвыл Дельрен.
— Да, господин старший ловчий?! — приподняла бровь. — Есть будете?
