Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Городской голова Владивостока и бывший начальник Академии Генерального штаба элегантный генерал Александр Иванович Андогский во главе делегации Земского собора поехал в Японию с просьбой отложить вывод войск с Дальнего Востока. Но в Токио уже поняли, что придется уходить. Дитерихсу отказали и в предоставлении займа, и в поставке оружия. Это предопределило его поражение.
17 октября 1922 года генерал Дитерихс подписал последний указ:
«Силы Земской Приамурской рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы без пополнения, без патронов, решили участь Приамурского края… Но семя брошено. Оно упало сейчас еще на мало подготовленную почву, но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесет это семя по широкой ниве земли Русской».
Когда японские войска ушли, белым оставалось только одно — бежать из России.
«Телега за телегой ехали по Светланской, груженные чемоданами, коробками и домашним скарбом, — писала Элеонора Прей, — а на самом верху в каждой — женщины и дети. Это одно из самых печальных зрелищ, какие мне только приходилось видеть. Они бежали из страны, где они родились и которой многие из них уже никогда не увидят».
Все, кто боялся прихода красных, покинули Владивосток. Среди них были два кадетских корпуса. Первый Сибирский имени императора Александра I и Хабаровский графа Муравьева-Амурского. Колчак когда-то распорядился эвакуировать кадетов на остров Русский, который стал их последним прибежищем на родной земле. Кадетам выдали по два комплекта белья, одеяла, новые шинели и сапоги.
25 октября 1922 года в одиннадцать утра корабли вышли из бухты Новик. Ночью кадеты сдали оружие, его погрузили на баржу и затопили. Эскадра адмирала Оскара Викторовича Старка доставила в Шанхай примерно шестьсот кадетов.
Белых войск на территории России не осталось. Самостоятельная Дальневосточная республика продолжала существовать. Но военные и партийные секретари политику Александра Краснощекова не принимали и жаловались в Москву. Глава правительства называл своих оппонентов попугаями и доносчиками. Они его — авантюристом и сепаратистом.
Краснощеков требовал отозвать или его, или его противников. Летом 1921 года Александра Михайловича, которого обвиняли в дальневосточном сепаратизме и принижении роли партии, отозвали в Москву.
Один из американских официальных представителей, знакомясь с государственным устройством Дальневосточной республики, побывал у Краснощекова. Заметил:
— Вы знаете, все производит очень благоприятное впечатление, но вот один вопрос — вы можете гарантировать, что здесь не будет советской власти?
Краснощеков мгновенно нашелся:
— А вы можете гарантировать, что у вас в Америке не будет советской власти?
Наверное, в ту пору Краснощеков искренне верил в мировую революцию, но плохо понимал, что происходит в Советской России и что ждет Дальневосточную республику. Его собственная жизнь закончится трагически — в 1937-м его расстреляют.
25 октября 1922 года Владивосток покинул последний японский корабль. В город вступили части Народно-революционной армии Дальневосточной республики. На севере Сахалина японцы оставались еще до 1925 года, пока не подписали двухстороннюю конвенцию. Южный Сахалин вернули только в сорок пятом.
В Москве, вместо того чтобы воспользоваться ценным опытом экономико-политического устройства Дальневосточной республики в масштабах всей России, решили упразднить «буфер», поскольку белые разгромлены, а иностранные войска ушли. Дальневосточное бюро ЦК давно этого желало: «Никаких данных, чтобы кто-либо из капиталистических государств выступил активно против, нет. Все знают, что „буфер“ является не чем иным, как филиальным отделением Москвы».
Летом 1922 года на Дальний Восток уполномоченным ЦК отправили Николая Афанасьевича Кубяка. Еще недавно он примыкал к рабочей оппозиции и потому стремился реабилитироваться в глазах партии. 18 сентября его утвердили секретарем Дальневосточного бюро. Задача Кубяка — ускоренными темпами провести советизацию Дальнего Востока.
28 октября в помощь Дальбюро прислали Тимофея Владимировича Сапронова, еще одного бывшего оппозиционера. Он возглавлял группу демократических централистов, выступавших против бюрократизма в партии. Вот ему в порядке исправления ошибок и поручили ликвидировать демократические институты Дальневосточной республики. Он ехать не хотел — заставили!
Сапронов озаботился процедурой:
«ДВР является республикой. Просто упразднить ее — ни тактически, ни политически не выгодно. Необходимо предстоящий переворот внешне обставить, чтобы переворот был бы изъявлением революционной воли трудящихся масс. С международной точки зрения нам выгодно сделать так: собирается Народное собрание, постановляет организовать ревкомы, провозглашается власть Советов».
Чего боялись? Реакции крестьянства.
Николай Кубяк предупреждал:
— Если мы это решим без крестьян, то вызовем недовольство мужичков, недовольство и сопротивление.
Его поддержал член Дальневосточного бюро Яков Янсон:
— Мы могли бы просто низложить правительство и создать ревком! Единственное, что этому мешает, — это реакция мужичков, которые заразились демократизмом. Так что придется созывать Народное собрание.
Решили все подготовить: «Нужно провести демонстрацию, чтобы показать, что мы делаем этот переворот в силу требования масс». Оппозиции не опасались: «Мы их приглашать не будем.
Проведем такие собрания, где будет наше большинство».
30 октября на заседании Дальбюро постановили: закончить ликвидацию эсеров и следить за меньшевиками. И если они попытаются свершить нечто контрреволюционное, ликвидировать и меньшевиков.
Представитель Забайкальского обкома поинтересовался:
— А как понимать слово «ликвидация»?
Тимофей Сапронов объяснил:
— Ну, мы это предложим решить чекистам.
Секретарь Дальневосточного бюро Кубяк телеграфировал Сталину:
«Распущены областные, городские органы, власть передана ревкомам, назначенным Дальбюро. Инсценировка требований масс об упразднении „буфера“ удалась. Самый лучший буржуазный дипломат не расшифрует сути».
На ноябрьские праздники на Светланской улице устроили парад и демонстрацию. «Это было очень длинное шествие, — вспоминали очевидцы, — с сотнями знамен, призывами выпустить кровь из капиталистов и передать власть рабочему классу. Школьники, шедшие тоже, были в неописуемом восторге».
14 ноября, за час до открытия сессии Народного собрания, на площади Свободы прошла «стихийная» демонстрация трудящихся, хорошо подготовленная большевиками. Трудящиеся потребовали от парламента самораспуститься и передать власть ревкомам.
Выступая перед депутатами, Янсон пренебрежительно говорил:
— Нам не нужна эта демократическая игрушка — Учредительное собрание. Только при открытой диктатуре пролетариата мы добьемся своих целей. Пора кончать игру в демократию.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
