При наличии неопределенности само «делание» чего-либо, осуществление реальной деятельности — становится поистине второстепенным в жизни; первостепенной проблемой или функцией становится решение — что делать и как это делать.
Централизация функций принятия решений и управления делается настоятельной задачей. Наиболее фундаментальным изменением является сама система, при которой уверенные в себе и азартные принимают на себя риск или страхуют сомневающихся и робких, гарантируя им заранее определенный доход в обмен на действительный результат труда…[29]
И еще вопрос, кто кого эксплуатирует.
В современном мире скорее труд эксплуатирует капитал. Работник получает от нанимателя в среднем больше, чем получил бы при свободном обмене.
Труд защищен массой социальных гарантий в плане того, чтобы заиметь работу, удержать работу, получить что-то взамен работы. Труд выступает особым, привилегированным товаром, собственник которого, в отличие от собственников иных товаров, защищен внеэкономическим способом. Собственно, это и есть нормальное понимание слова «эксплуатация»: когда в экономическом поле одна из сторон совершает обмен, подкрепленный политической силой, в конечном счете опирающейся на насилие, актуальное или потенциальное. Это и есть расшифровка того, что такое привилегии. В феодальном обществе, например, привилегии были у феодалов, поэтому там, конечно, была «эксплуатация». Можно вспомнить общество, где привилегии были у буржуазии. Но в современном мире — наоборот.
Возвращаясь к пользе: крупный инвестор — это еще и менеджер поневоле. Услуги менеджмента, конечно, можно купить. Но есть мировая статистика: акции частных компаний дают доходность на пару годовых больше, чем акции государственных. А акции семейного бизнеса лучше тех, где капитал сильно размыт. Хочешь сделать хорошо — делай сам. Теоретически миллиардер может позволить себе ничего не делать, но это будет началом его конца.
Само решение крупных инвесторов инвестировать сюда, а не туда, развивать это, а не то — сильное управленческое решение. У обычного менеджера нет ресурса, чтобы принимать такие решения, но кто-то должен их принимать и нести ответственность за последствия. Что ж, ответственность инвестора обычно сильно превышает ответственность менеджера.
А мелкий инвестор — как бы участник собрания акционеров, причем сразу всей мировой экономики.
В обычный совет директоров его не пустят, его акции ничего не значат. На собрания акционеров компании миноритарию стоит ходить разве что из любопытства. Но мы всегда может продать одни акции и купить другие. Это и есть наш «голос», мы голосуем рублем и долларом за то, во что мы верим.
Если мы верим в правильные вещи, наш капитал будет расти, если мы ошибаемся — будет таять.
Те, кто голосовал разумнее, в следующем туре получат больше «голосов». А те компании, которые собрались расти, должны убедить нас как избирателей.
Заметим, как работает механизм: в пользу умных. Но быть умным здесь означает «верить в правильные вещи», то есть ставить на компании с большим потенциалом пользы и снимать ставки с аутсайдеров. Помогать расти тому, что должно расти, и помогать уйти тому, что должно уйти.
Мы все участвуем в игре «эволюция» как биологические существа. Но можем поучаствовать еще в экономической эволюции — игре примерно с той же логикой. Играть можно из любых соображений, но в длительном периоде выигрыш сопряжен с общественной пользой.
А в спекуляциях какой общественный прок? На самом деле «польз», приносимых трейдером, много. Есть простые, есть сложные. Самый простой ответ такой.
Спекулянт не нарушает закон, платит налоги и хотя бы этим полезнее тех, кто с ним борется.
Уклониться, работая на легальной бирже, практически невозможно, это очень «белая» деятельность по определению. Крупный успешный трейдер может на свои налоги содержать учителей, врачей и полицейских. Если вы его запретите, вы лишите их дохода. Мелкий трейдер еще не дорос до того, чтобы содержать на свои налоги детский садик, но он поневоле стремится к этому. Плохой трейдер сливает деньги, но часть их, кстати, тоже попадет в бюджетный мешок.
Второй ответ на вопрос «почему спекулянт хороший?» также будет коротким. Для либертарианца более чем достаточным.
Человек заключает сделки со взрослыми дееспособными людьми, не прибегая к насилию. Значит, он по определению оказывает услугу, ее польза не обсуждается — его контрагентам виднее.
Кто-то идет покупать за 60 рублей банку зеленого горошка в магазин, кто-то 1000 долларов за 60 000 рублей на биржу, кто-то миллион за 60 млн. Если кто-то идет за долларом или за горошком, значит, ему надо. Зачем, не ваше дело, даже не спрашивайте, не разводите дебаты о пользе зеленого горошка или акций «Лукойла». Тот, кто продал человеку нечто, что человек хотел купить, по той цене, которая его устроила, — уже молодец с точки зрения рыночной экономики. Или купил нечто, что хотели продать, ту же акцию «Лукойла». Нас не волнует, зачем ее хотели продать. О пользе и вреде соленых огурчиков пусть спорят диетологи. Экономисту важно, чтобы их можно было купить в шаговой доступности, недорого, без очереди и давки.
