Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Это будет счастливый конец моей истории.
– Л’лэарди Верана, о чем вы грезите?! Идите сюда немедленно! Вы вообще слышали, что я только что говорила? Ах, за неделю совершенно невозможно подготовить что-нибудь достойное, да еще с такими бестолковыми исполнительницами!
Это л’лэарди Варагад, наш режиссер, нервным скрипучим голосом отдает последние распоряжения и причитает. Она постоянно мною недовольна. Не так танцую, не то говорю, платья у меня не те. Для выступления пришлось перешивать мое любимое, серо-голубое, пришивать рюши.
Можно подумать, я просила главную роль! Вообще предпочла бы тихо постоять в уголке сцены. Мне и так есть о чем волноваться, помимо выступления, и есть чем заняться, кроме зубрежки реплик. Честно говоря, переживаю, хотя повод такой пустяковый в сравнении с другими моими проблемами. Но в присутствии императора хочется быть безупречной. Мигдаль рассказала, что в их доме часто устраивались небольшие домашние представления. Это одно из любимейших развлечений столичной знати. Все невесты – более опытные актрисы, чем я. Эльяс, разумеется, играет Богиню, Ее земное воплощение.
– Л’лэарди Верана, сюда!
Нас загоняют за сцену. Прибыли первые гости. На представление приглашены родственники невест и узкий круг придворных. Ждем прибытия Его Величества.
Шум, переполох. Низкий голос, похожий на раскаты грома. Бешено скачет сердце. Никогда бы не подумала, что пробежаться по сцене и сказать пару реплик – это так страшно.
– Л’лэарди Верана, вы готовы?
Сцена освещена сотнями фонариков и заставлена горшками с растениями. На заднем плане – полотно с изображением зеленых холмов и долин, разделенных речкой. Занавес поднят!
Звенит десяток браслетов на моих запястьях. Стараюсь не думать о том, что Его Величество на меня смотрит, а сосредоточиться на этом звоне. Легкомысленная сагана танцует. Ветер ее крыльев гнет леса. Пришедший с севера град побивает людские посевы. Люди – десяток саган, одетых в заплатанную крестьянскую одежду, – плачут, взывая к небесам.
Легкомысленная сагана танцует. Вождь Улар и его брат ссорятся из-за сердца прекрасной девы. Брат Эльяс, Киран, в роли брата Улара. Самого вождя изображает молодой ветренник, чем-то напоминающий мне Велана. Смертельная дуэль. Пока вождь занят сердечными делами, люди, отчаявшись ждать милости от своих богов, собирают войско и нападают на селение саган. Эффектная драка – топоры и вилы против молний. Топоры и вилы почему-то побеждают. На лесной поляне поздно опомнившийся вождь плачет над телом брата: «Что я скажу матери?»
Льется кровь. Первый город саган разрушен, стихийники вынуждены бежать в лес. Мать Улара находит старшего сына над телом младшего и в отчаянии взывает к Богине, умоляя покарать деву, из-за которой произошло братоубийство.
Богиня снисходит в тело матери. Эльяс сбрасывает черную накидку и платок. Под ними – золотое платье и сверкающая корона на голове. Из-за кустов выходят прекрасные ангелессы в белом. Легкомысленная сагана танцует на пепелище прекрасного города.
– Мой дар тебе был жизнью, но в руке твоей стал смертью. И я говорю – слаба рука твоя, чтобы держать мою волю. И я говорю – отныне и ты, и дочери твои, и дочери твоих дочерей пусть отдают свою душу тому, кто способен защитить ее от порока!
Прозрачные крылья стрекозы за моей спиной трескаются, осыпаются на сцену мелкими блестками. Легкомысленная сагана должна раскаяться и устыдиться и, набрав горсть блесток, среди которых у горшка с деревцем заранее спрятали круглый сапфир, торжественно отдать камень, как символ стихии, вождю. Нет. Поднимаюсь с колен.
– Но в чем мой порок, милостивая Богиня? Разве я хотела битвы? Разве я начала кровопролитие? Душа моя – танец, ты сама создала меня такой! Я танцевала, потому что иначе не могу, мой танец предназначен лесам, полям и птицам, миру – зачем они хотели обладать им единолично? Разве моя вина, что красота будит в душах не добро, а жадность?
Эльяс растерялась. Прикусила губу, лихорадочно придумывая достойный ответ. Кто-то из зрителей истерично смеялся.
Занавес упал.
– Давай хотя бы браслеты снимем, – бормочет мама озабоченно. – Как неловко, они все переодеваются, одна ты будешь в сценическом костюме. Это я виновата. Это я во всем виновата. Я должна была это предусмотреть. Все предусмотреть. Я за свою юность один раз выехала ко двору. Нас с матерью никогда никуда не приглашали. Потом, когда замужем уже была, жила в поместье. Твой отец не любил столицу, я тоже. Я ничего не знаю. Конечно, как я могу тебя обвинять, если сама тебя ничему не научила.
Платье цвета чайной розы подчеркивает усталость ее лица. Мое выступление ее сокрушило. Она ведь знала эту пьесу. Сопровождала меня на репетиции, присутствовала, когда разрешали, – л’лэарди Варагад всегда старалась выгнать матерей и сестер невест.
– Все будет хорошо, – говорю ей, на секунду прижимаясь лбом к плечу. Хотя знаю, что хорошо не будет. Корабль, на котором я уплыву из империи, уже в порту.
Я могла бы быть хорошей дочерью. Выйти выгодно замуж. Она бы нянчила внуков, ездила на приемы. Если я сумею сбежать, она будет страшно одинока в этой стране. Будто мало несчастий выпало на ее долю: полукровка-бесприданница, ненавидимая родственниками. Короткое счастье с отцом – и снова потеря. Много лет очень тихой, скромной, если не сказать бедной, жизни в провинции, в уединении, без родных и почти без друзей. «Ты – мой смысл жизни», – сказала она, когда выздоравливала после гибели отца и долгой болезни.
И дочери не будет. Я ведь рискну. Днем раньше или позже – я это сделаю. Может, поймают, может, казнят. Все возможно.
Одно меня греет – набитый золотом кошелек в бисерной бальной сумочке. Двадцать кридов. Должно хватить на покупку места на корабле и еще кое-какие траты. Теперь мне не придется маму обворовывать. Мы много растратили на этом отборе невест, но все же у нас на счету сумма достаточная, чтобы прожить без голода до глубокой старости, если тратить очень экономно. Риннэн сказала мне, швыряя кошель: «Так вот цена вашей дружбы!» Да, милочка, родная мать уж точно мне ценнее избалованной генеральской дочки.
Мы с мамой похожи в том, что не любим шумных сборищ. Маленький тихий сад наполнился взглядами и разговорами, некуда прятаться, а с нами, после моего актерского дебюта, жаждали пообщаться многие, в частности принцесса Варагад.
– Это было слишком, Сибрэ, это было слишком, – тихо убеждала мама. – Конечно, ты хочешь привлечь внимание императора, – тут она усмехнулась насмешливо-понимающе, – но не так! Ты уж слишком. Надо знать меру. При дворе нельзя быть выскочкой. Скромность все-таки хорошее качество для девы.
Меня накрыл приступ тошноты. Мам, ты знаешь меня, как никто, тебе единственной я доверяла все мысли, мечты – и даже ты ничего не поняла? Тогда я напрасно кричала эти слова вопреки сценарию пьесы. Тогда никто ничего не понял. Отказ унижаться – значит, «вызывающее поведение» и «выскочка». Наверное, я правда слишком глупа и ничего не понимаю ни в жизни, ни в саганах…
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
