Но кроме этого противостояния, в Чечне растет другое – пока скрытое, гражданское. Кадырова или любят, или ненавидят. Третьего не дано. Те, кто его ненавидит, будут добиваться того, чтобы он ушел. Если он уйдет, в Чечне начнутся междоусобные войны. Я не считаю Кадырова хорошим руководителем, я просто знаю, что держать в кулаке сегодняшнюю Чечню может только такой, как он. Жесткий и жестокий. Но чем дольше это будет продолжаться, тем труднее ему будет сжимать кулак. И рано или поздно кулак разожмется. Что будет тогда, страшно представить. Народ, которому десятилетиями – тайно или явно, официально или подпольно – внушали, что он свободный, не захочет признавать свое поражение. Этот народ все равно возьмет реванш за все свои обиды и унижения.
А что с остальным Кавказом? В Северной Осетии, которая считалась форпостом России на Кавказе, уже нет той слепой веры в федеральную власть, что была до Беслана. И это произошло не потому, что террористы добились своего, а потому, что федеральная власть повела себя непрофессионально, непоследовательно и трусливо. Из Северной Осетии, особенно из приграничных с Чечней районов, таких как Моздокский, уезжает коренное население. Уезжает так, как будто там по-прежнему идет война. Потому что объявленный в Чечне мир для этих людей ничего не значит. Потому что чеченская национальная идея, поставленная на службу Кадырову, начала расползаться за пределы Чечни, и от этого становится неуютно другим народам. В Северной Осетии, самой «европейской» республике на Кавказе, растет культ кровной мести. Вернувшийся из заключения Виталий Калоев, несчастный отец, потерявший детей в авиакатастрофе и отомстивший за это швейцарскому авиадиспетчеру, в Осетии стал национальным героем. Здесь теперь считаются героями все, кто мстит. А ведь так происходит только там, где слаба власть и нет правосудия. Беслан правосудия не дождался. Власть не захотела наказать тех, кто руководил штурмом школы № 1. Тех, кто с самого начала знал, что заложники обречены.
Лихорадит Ингушетию. В этой республике убивают русские семьи, милиционеров и военнослужащих. Так здесь протестуют против похищений людей, против политики федеральных властей, против ингушского президента. Выбранная Кремлем тактика назначения региональных руководителей поставила под угрозу безопасность этого региона. Кремлю нужны послушные исполнители, и неважно, какой у них авторитет среди населения. Но на Кавказе испокон веков все держалось на личном авторитете. А в Кремле об этом не знают или не хотят знать. Из Ингушетии бегут последние русские. Там сейчас хуже, чем было в Чечне до войны. Но «наводить порядок», как это сделали в свое время в Чечне, никто не хочет. Просто война как способ достижения победы на выборах уже не нужна.
Нам говорят, что страна стала сильнее и стабильнее. И терроризм у нас пошел на спад. Такая, мол, статистика. Но есть другая статистика. В России растет национализм. Ксенофобия. Экстремизм. Все это – последствия терроризма. Последствия чеченской войны, породившей терроризм.
Во вселенной ничего не происходит просто так, все взаимосвязано, и каждая жизнь связана с другими множеством невидимых нитей. Если где-то убили человека, это убийство может повлечь за собой тысячи других. Если где-то заставили плакать ребенка, эти слезы отольются кому-то кратно. Это правила, которые надо учитывать, чтобы жить.
