19 Мая/10 Июня 1859. Константинополь.Любезнейший Саша!
Мы надеемся сами быть наконец в Петербурге несколько дней после того, что Ты получишь это письмо. Наше странствование по востоку продолжается уже почти два месяца, и, признаюсь, мы с нетерпением ждем минуты возвращения и свидания. Надеемся также застать еще нашу дорогую Матушку до ее отправления за границу. После последнего моего письма из Бейрута мы получили двух фельдъегерей; одного от 22-го Апреля мы нашли с «Баяном» в Родосе, другого от 17-го Мая – здесь в Константинополе.
Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милые Твои письма. Ты знаешь, что желания Твои всегда для нас суть закон, и потому мы торопимся домой сколько возможно. Но Константинополь нас задерживает. Здесь сделаны такие огромные приготовления; прием, нам оказанный, до такой степени выходит из ряда того, что когда-либо здесь происходило, что оставаться менее недели не было никакой возможности, оно значило бы на неимоверное гостеприимство отвечать грубостию.
Достоверно, что Султан [301] для нашего приема израсходовал более двух миллионов рублей серебром. Нам отведен особый дворец на Босфоре, Эмерчьян, совершенно заново и великолепно отделанный, снабженный огромной прислугой, кухней, экипажами и каиками. Кроме того приготовлено несколько великолепных киосков. Мне Султан дал алмазные знаки своего ордена, жене – великолепный бриллиантовый браслет с изумрудом. Сам он из кожи лезет, чтоб сделать нам приятное.
Так, в день нашего приезда, несмотря на скверную погоду и на проливной дождь, он выехал к нам навстречу в Топхане и встретил нас внизу лестницы. На другой день он нам отдал визит. Завтра, покуда я буду обедать у него, жена будет обедать в его гареме с его первой женой, сестрами и дочерьми. Все это вещи до сих пор никогда не виданные, которые выходят совершенно из общепринятого порядка и из обычаев.
И делается это лично Султаном, вопреки желанию его министров, чтоб публично доказать, как высоко он ценит дружбу Русского Государя и как рад показать это, принимая его брата. Что касается до министров, то они должны волею или неволею этому повиноваться, но это им очень неприятно, особенно нашему старому приятелю Фуад-Паше [302]. Из них составляет резкое исключение Риза-Паша, который явно придерживается Русской стороны.
Английский Посол Sir Henry Bulwer [303] тоже ужасно не в духе, и я Тебе расскажу по возвращении разные про него довольно скверные истории. Едем мы отсюда во Вторник, 2-го Июня, на пароходе нашей Черноморской компании «Владимире», и направимся прямо в Николаев, чтоб поспеть в Петербург к 13-му или 14-му числу. Чрез это я, к сожалению, опять лишен случая посетить Севастополь.
Из Бейрута мы отправились тремя днями ранее «Ретвизана», который все принимал уголь, что при ограниченных средствах этого скверного порта составляет предлинную и прескучную работу. Этим мы воспользовались, чтоб осмотреть Родос, Патмос, Самос и Хиос, и еще в Смирне дожидались корабля целый день. Здесь погода нам весьма не благоприятствует, все холодно и дождь. Однако я уже два раза возил жинку в город.
Между прочим, мы видели, разумеется, и Софийский Собор, который после возобновления стал невыразимо великолепен. Недостает только ему одного креста! Будем надеяться, что рано или поздно мы его там увидим. По политической части мы только знаем по телеграфу об начале кровавого боя у Ponte-Magente [304], но результат его еще не известен.
Прощай, любезнейший Саша. От души Тебя обнимаю до скорого свидания. Как приятно писать это слово.
Твой верный брат Константин.№ 53. Константин Николаевич – Александру II
21 Июля/2 Августа 1859-го года. Копенгаген.В дополнение к моей сегодняшней шифрованной телеграфической депеше, любезнейший Саша, я должен рассказать Тебе подробности неприятной истории с королем [305]. Когда мы сюда прибыли в Воскресение 19-го числа, короля здесь не было. Он за несколько времени, в величайшем секрете, не сказавши ни слова не только семье, но даже и министрам, ушел в Швецию для свидания с молодым королем [306]. Здесь узнали про это по телеграфу и были довольно неприятно этим поражены.
Возвращение короля ожидали на сегодняшний день, и посему и я отложил мой уход, хотя желал и мог бы отправиться вчера вечером. Ожидали, что король будет в городе и примет меня в своем дворце, где его презренная тварь, так называемая Графиня Даннер [307], не является. Но вышло иначе. Он неожиданно воротился вчера, высадился прямо на своей новой даче на берегу моря, где он живет en mе́nage [308] с этой женщиной, и сказался больным для того, чтобы не приезжать в город.
