Принарядившись, они направились к Авентину, у подножия которого, напротив Большого цирка, располагалось великое множество харчевен. Корнелий прикладывал усилия, чтобы поспеть за своим быстро шагавшим господином, приостанавливавшимся только перед бордюрами перекрестков. Вителлий велел зачитывать написанные на вывесках названия харчевен и в конечном счете остановился на заведении под названием «У семи братьев».
Как всегда, когда объявлялось о начале больших многодневных игр, Рим был переполнен чужеземцами. Сейчас, в преддверии стодневного зрелища, гости прибывали даже из самых отдаленных провинций. Они приезжали с севера – из только что завоеванной Британии, из лежащей в низовьях Дуная Дакии и из расположенной на самом западе империи Лузитании. Из Азии прибывали армяне, а из Северной Африки – мавританцы. Все они наводняли улицы столицы, превращая ее в некое подобие Вавилона.
Хозяин харчевни провел гладиатора к лучшему из столиков.
– Для меня великая честь, что ты решил отужинать здесь перед боем.
– Вольные вечери избаловали меня, – засмеялся Вителлий. – Хотелось бы узнать, что предложишь нам ты, старина.
– Мясо дикого кабана, запеченного с каштанами, вино с лучших виноградников Альбани и на закуску поджаренные в меду орехи.
– Что ж, подавай! Пусть стол ломится от твоих яств!
С соседних столов доносились обрывки фраз на никогда не слыханных гладиатором языках.
– Откуда эти люди? – спросил Вителлий у своего спутника.
– Я могу распознать только греков и галлов. Остальные говорят на незнакомых мне наречиях. Что ж, при размерах нашей империи в этом нет ничего удивительного. Не каждому боги даровали способность говорить, как Митридат, на двадцати двух языках.
Пока хозяин расставлял блюда, Вителлий заметил:
– Владыка Понта был не только знатоком языков, но и величайшим в истории обжорой. Его пища отличалась необычностью и изобилием. Он даже установил награду для самого прожорливого едока своей страны.
Аромат поджаренного до румяной корочки мяса ударил в ноздри гладиатору.
– Это не ему ли довелось встретиться в битве с нашим полководцем Лукуллом?
– Богами клянусь, если бы они предпочли посостязаться в жратве и выпивке, это сохранило бы римлянам множество жизней.
Вителлий взял свой кубок, плеснул несколько капель на пол и проговорил:
– Пьем за Тита, нашего императора, построившего самый замечательный амфитеатр в мире!
– За нашего императора и за тебя, – ответил Корнелий. – И за твою грядущую победу.
Вителлий отмахнулся.
– Зачем думать о том, что будет завтра? «Carpe diem… Живи сегодняшним днем», – сказал поэт.
Он громко рассмеялся. Никогда еще писец не слышал, чтобы его господин смеялся так весело. Вино начало уже оказывать свое действие, и Корнелий Понтик присоединился к безудержному смеху слепого гладиатора.
– Говорят, – сказал он, разрывая мясо руками и пододвигая куски к Вителлию, – будто император вместе со своими возлюбленными и евнухами устраивает во дворце умопомрачительные пиры. Таких роскошных пиршеств не бывало будто бы со времен Калигулы, которому каждый кусочек подавался завернутым в листочек из чистого золота.
– Что ж, – возразил Вителлий, – император, который любит жизнь, намного лучше того, который ее боится. Императоров, не умевших жить, у нас было уже предостаточно.
Язык у Вителлия ворочался все с большим трудом. В углу харчевни, пощелкивая трещоткой, танцевала какая-то темноволосая девушка. Гости то и дело бросали ей под ноги монетки. Вынув из пояса золотую монету, Вителлий швырнул ее точно в том направлении, откуда доносился звук трещотки.
– Танцуй, женщина, танцуй! – крикнул со смехом гладиатор.
– Это совсем юная девушка – лет семнадцати, самое большее, – шепнул своему господину Корнелий Понтик.
– Так что ж, – возразил Вителлий, – разве из-за этого она перестает быть женщиной?
Хозяин, наблюдавший из-за стойки, подошел и негромко, чтобы никто посторонний не мог его услышать, проговорил:
– Если захочешь, она будет твоей. Она не дешева, но зато занимается этим далеко не с каждым здесь!
– Ха, – фыркнул Вителлий, – что значит «далеко не с каждым здесь»? – Он хлопнул писца по плечу. – Мы знаем другие адреса, где можно найти совсем других женщин. Верно, Корнелий?
Корнелий Понтик болезненно воспринимал пьяную болтовню своего господина, опасаясь, что гладиатор выйдет из роли, которую с таким успехом удавалось играть последние полгода.
– Нам пора уходить, господин! – тихо проговорил он, подвигая хозяину золотую монету.
Вителлий, пошатываясь, поднялся на ноги.
– Да, мой друг, мы уходим, но не домой. Carpe diem! Сейчас мы отправимся в «Ауреум». Красивейшие женщины – это как раз то, что нам сегодня нужно.
Расставшись с двумя сотнями сестерциев, Вителлий и Корнелий Понтик получили доступ в аристократический дом наслаждений. С мраморной лестницы навстречу им плыл волнующий аромат благовоний. Темнокожая рабыня усадила их на шелковые подушки, разбросанные по всему атриуму.
– Мой господин выпил чуть больше, чем следовало бы, – извинился писец, который, держа Вителлия за руку, следил за каждым его движением.
Смуглая хозяйка заведения, понимающе улыбнувшись, осведомилась о пожеланиях гостей. Ее интересовало, какой тип женщин они предпочитают, какие ароматы сильнее всего их возбуждают, какого цвета должны быть подобраны ковры и какие им нравятся вина.
– Все красное! – не раздумывая, ответил Вителлий. – Красные ковры, красное вино и аромат красных роз!
Зато с описанием женщины, которую ему хотелось бы иметь, вышла заминка. Казалось даже, что гладиатор внезапно протрезвел.
– Когда-то, – начал он, запинаясь, – я знал девушку…
– Как она выглядела? – спросила хозяйка. – Полагаю, мы сумеем выполнить любое твое пожелание.
– Она не была римлянкой, ее родители были иудеями. У нее были черные, как смоль, волосы и темные глаза, вокруг которых, когда она смеялась, появлялись крохотные лучики. Маленькая, изящная. Ее грудь была похожа на две чаши из матового стекла, а ее талию я, наверное, мог бы обхватить пальцами…
– Ты получишь то, о чем мечтаешь, – сказала смуглая хозяйка. Взяв гладиатора за руку, она провела его в покои, где все было выдержано в красных тонах, и усадила на мягкие подушки ложа. – Надеюсь, ты останешься доволен.
– Не сомневаюсь, – ответил Вителлий, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
Он слышал и потрескивание фитиля масляной лампы, и шорох гладкой ткани подушек. Рабыня принесла вино.
– Налей мне, – попросил Вителлий и взял наполненный кубок. Рабыня вышла.
– Ave… приветствую тебя! – услышал он нежный женский голос. Как женщина вошла в комнату, Вителлий не заметил.
