В пятницу после ланча он выпил кофе и вернулся в комнату. Не успел открыть дверь, зазвонил телефон. Так резко, что он даже вздрогнул.
– Лавидссон.
Он сразу узнал и голос, и акцент, хотя американец выговорил имя почти правильно – Иерлоф.
Но он ждал совсем другого звонка.
– Привет, Билл. Как там у вас, в Лонгвике?
– Жаль… лодка почти готова, но к завтраму не успеем.
– Значит, на будущий год порыбачим.
– Вполне возможно… я так далеко не загадываю.
– Ты до ста лет доживешь, Иерлофф, – засмеялся американец.
Герлоф промолчал.
– Удачи тебе, Билл, – сказал он наконец.
– На удачу я не жалуюсь. – Билл похохатывал чуть не после каждого слова. – Кстати, нашел ты этого американца, которого искал?
– Нашел… но он оказался не американцем. Приехал из Советского Союза.
– Вот тебе и раз, – удивился Билл. – А зачем он туда поперся?
– А ты зачем? Наверное, искал лучшей жизни. В стране рабочих и крестьян.
– Ли Харви Освальд. Он сбежал в Советский Союз в конце пятидесятых, но потом вернулся. С русской женой и дочкой.
Прошло несколько секунд, прежде чем Герлоф сообразил, о ком идет речь. Выстрелы в Далласе.
– Убийцу президента, – уточнил Билл значительно. – Надеюсь, что твой возвращенец не планирует никаких таких ужасов.
– Нет, что ты! – быстро ответил Герлоф.
Повесил трубку и вслушался в эхо своего ответа. Уверенности в нем не было.
Возвращенец
Арон устроился как можно более удобно: несколько одеял, тонкий матрас… ему много не надо было. За последние дни он выспался и отдохнул.
Здесь было безопасно. Он чувствовал себя как орел на вершине дерева.
Над заливом толклись причудливой лепки облака. Одно напоминало человеческую голову, но уж через несколько секунд изменило форму и сделалось похожим на свирепого дракона.
Лети учились плавать под присмотром инструктора. Отдыхающие заплывали по возможностям далеко и вылезали по никелированной лесенке на дощатые мостки. Иногда в воде даже образовывалась небольшая очередь – кому первому вылезать.
По береговой дороге сновали машины.
В поселке многие уже закрывали свои бунгало и уезжали.
Календарное лето продолжалось, вовсю пекло солнце, но лето отпускное подходило к концу.
Море, сияя серебряной рябью, медленно катило к пляжу широкие плоские волны. Море всегда в движении, даже если простым глазом не видно.
Он мечтал умереть здесь, у пролива, чтобы в последние свои секунды посмотреть на воду – и заснуть навсегда, в умиротворении и покое.
Может быть, и удастся, если он постарается все оставшееся ему время держаться поближе к воде. И подальше от врагов – пока не придет решающий час.
Но он должен быть начеку. Все уже готово.
Арон осторожно спустился по узкой лесенке. Машину он спрятал в роще неподалеку.
Надо последний раз поговорить с Герлофом Лавидссоном. Ближайший телефон-автомат в Марнесе. Он поставил себе за правило – не звонить с одного телефона дважды.
Земля обетованная, 1940-1945
Битва с контрреволюцией затянулась.
Влад очень устал.
Сколько людей ушло… Ему уже не кажется разумным приказ: каждый враг народа должен назвать несколько имен, соучастников преступной группы. А те, в свою очередь, еще несколько.
Правда, в последнее время жернова чуть поутихли.
Но сколько людей ушло!
Трушкин расстрелян.
Учителя и врачи.
Инженеры и военные. Некоторые из них, говорят, выдающиеся. Не ему судить.
Поэты, дворники, священники…
Его первый начальник, тот, кто принимал его на работу, майор Рузаев, расстрелян. Заковский, их главный шеф, расстрелян по приказу Ежова. А Ежов пришел на место Ягоды, которого тоже расстреляли. Подумать только – Ягода, народный комиссар внутренних дел, генеральный комиссар государственной безопасности, оказался вредителем и шпионом! А потом и Ежова расстреляли. Теперь всем командует Берия. Интересно, надолго ли?
Новый начальник Крестов, майор Рыбаков, пока держится. Мрачный тип, Влад его побаивается. Лет пятидесяти с хвостиком, старый солдат, воевал еще в Первую мировую. Молчаливый, тихий, всегда с записной книжечкой. Говорят, он все записывает – слухи, сплетни, кто что сказал.
Влад и не думал никогда, что у молодого социалистического государства окажется столько врагов. Столько предателей.
Он уговаривал себя, что ему бояться нечего: о троцкистах он впервые в жизни услышал в лагере. Фрол, который чуть его не выдал, называл их «трокцисты». В партию вступил недавно, так что ни в какую уклонистскую группу попасть не мог – просто по времени.
Он чист.
И все равно его мучает бессонница. И страх. Что там пишет Рыбаков в своем блокноте? А если он, Влад, в один прекрасный день придет, как всегда, на работу и все будут отводить глаза? И никто не обратится к нему, как обычно: «Доброе утро, товарищ Шевченко». Он же когда-то был иностранцем, и иногда ему кажется, что и он шпион. Как сказал когда-то настоящий Володя Шевченко: «А ты уверен, что ты не шпион?»
Он же видит, что происходит у них в подвале, он все подмечает, все запоминает – зачем? Может, он и есть шпион какой-нибудь иностранной державы, а его шефы просто-напросто пока еще не вступили с ним в контакт? На курсах им рассказывали о так называемых «спящих» шпионских ячейках. А может, и Свен был шпионом. Откуда ему знать?
Днем он об этом не думает. Мрачные мысли приходят поздно вечером, перед сном. Он долго не может заснуть, прислушивается: не подъехала ли машина? Не слышны ли шаги на лестнице? Шаги соседа по коммуналке он уже умеет отличать – тот всегда приходит за полночь, пьяный, и начинается ругань с женой, а то и драка.
