Пока что она и доктор Рейли Стэнтон стали самыми непопулярными людьми в Лайминге.
Более всего Бренну сейчас беспокоило состояние Флоры, все еще серьезно больной и не поддававшейся лечению. Девушка стала такой слабой и хрупкой, что с минуты на минуту Бренна ожидала услышать хрипы в ее груди — столь знакомый предвестник смерти.
Самым ужасным было то, что лорд Гленденинг начал подозревать, что в случае с Флорой Бренна почти не питала надежды на благоприятный исход. Он не выходил из комнаты Флоры, если только Бренна не поручала ему срочно выполнить какое-нибудь задание. Он больше не спал, а только сидел, сохраняя на лице привычное выражение иронии, время от времени обращаясь к Бренне с просьбой что-нибудь сделать для ее спасения.
В какой-то момент в полном отчаянии Бренна сказала ему, что если он хочет помочь, то пусть поговорит с деревенскими жителями, барабанившими в дверь «Истерзанного зайца» и требовавшими, чтобы Бренна вернула им их водокачку. Она сказала графу, что Флора не заболела бы, если бы не зараженная вода из этой водокачки. В ней теплилась надежда, что, услышав это от лорда Гленденинга, они в конце концов поверят. Несмотря на донжуанские наклонности и образ жизни графа, община его уважала.
Но, чтобы поговорить с деревенскими жителями, лорду Гленденингу пришлось бы оставить на время Флору, а он решительно отказывался сделать это.
Бренна решила поселиться здесь же: она устала метаться между таверной и Берн-Коттеджем. Другие пациенты — Шеймас Макгрегор и миссис Макадамс — уже проявляли некоторые признаки улучшения и больше не нуждались в круглосуточном наблюдении. Рейли ухаживал за остальными пациентами: миссис Мердок и особенно за Харолдом Макафи, проявившим чудеса выносливости и ставшим его фаворитом. Пока что единственной их неудачей была Флора.
Но Бренна без устали боролась за жизнь девушки. Однажды ночью лорд Гленденинг разбудил ее от недолгой дремоты, в которую она впала от усталости.
Граф, не брившийся и не спавший целую неделю, представлял весьма живописное зрелище. Бренна, открыв глаза и увидев это страшное лицо, вздрогнула от неожиданности.
— В чем дело? — прошептала она, готовясь услышать самое худшее.
— Мне кажется, она отошла, — сказал он, и голос его дрогнул.
Бренна бросила испуганный взгляд на постель. Флора лежала неподвижно. Правда, на ее лице не было обычной смертельной бледности, искажавшей ее прелестные черты. Щеки ее были окрашены легким румянцем, а губы полуоткрыты и казались влажными.
Бренна знала, что часто выражение мира и высшей красоты покоя иногда появляется на лице усопшего. И она подумала, что сейчас произошло именно это.
— О Господи, — сказала она, протягивая графу руку, — мне так жаль.
Эти слова ничуть не выражали чувства безмерной горечи потери, охватившего ее, и она обратилась к нему по имени, что иногда делала, когда они были наедине.
— Мне так жаль, Йен.
Лицо графа было искажено скорбью. Он бросился в объятия Бренны и зарылся лицом в ее плечо, в то время как все его огромное тело содрогалось от горьких рыданий.
Бренна, совершенно не подготовленная к такому проявлению чувств, смущенно и неловко похлопывала его по спине и шептала ему какие-то бессмысленные слова утешения, понимая, что все это бесполезно и не достигает цели.
Этот взрыв чувств графа разбудил Рейли.
Когда он увидел Бренну в объятиях графа, глаза его полезли на лоб, и он тотчас же очнулся ото сна. Бренна, заметив это, подняла руку и показала на постель Флоры.
Рейли не терял времени. Он взял свой стетоскоп, лежавший на столике возле постели Флоры, и приложил его к груди девушки. Прижавшись ухом к его другому концу, он изо всех сил вслушивался, стараясь уловить признаки дыхания и сердцебиения.
— Это моя вина, — рыдал лорд Гленденинг. прижимаясь лицом к шее Бренны и щекоча ее кожу отросшей щетиной. — Если бы я женился на ней, как мне следовало бы сделать, она не заболела бы. Она не пила бы эту грязную воду и была бы здорова.
— Это не твоя вина, — утешала его Бренна. — Ты не знал. Никто из нас не знал…
Рейли зашипел на них обоих, чтобы они замолчали.
— В чем дело, Рейли? — прошептала Бренна, когда граф наконец проглотил свои рыдания.
Ухо Рейли все еще было прижато к стетоскопу.
— Странная вещь, — сказал он, — у нее ровное и сильное сердцебиение. И дыхание тоже…
И в этот момент Флора внезапно открыла глаза. Лорд Гленденинг и Бренна ахнули от радостного изумления.
— Привет, — сказала Флора, глядя на стетоскоп, — что вы здесь делаете?
Голос ее был очень слабым, но интонация знакомой всем, кто знал Флору. Это ничуть не походило на лихорадочный бред, который они слышали всю последнюю неделю.
Лорд Гленденинг издал крик и с грохотом упал на колени у постели Флоры, отчего содрогнулось все здание.
— Флора! — завопил он. — Ты в порядке?
Флора смотрела на него с любопытством:
— Думаю, да, хотя я ужасно голодна.
Изумленная Бренна только молча смотрела на девушку. Рейли, отняв стетоскоп от груди Флоры, сказал:
— Голодна. Ты слышишь, Бренна? Она говорит, что голодна.
И только тогда Бренна прижала руки к щекам, почувствовав, что по ним текут слезы.
— Что ей можно есть? — суетливо набросился на нее лорд Гленденинг. — Что я могу ей дать?
Бренна вопросительно посмотрела на Рейли.
— Возможно, хлеб подойдет, — сказала она. — Как ты думаешь? Вымоченный в молоке?
Рейли, заметив, что граф и воскресшая девушка обмениваются влюбленными взглядами и шепчут друг другу нежные слова, склонил голову и посмотрел на Бренну.
— Не пойти ли нам поискать еду в чулане, мисс Доннегал?
Они неслышно спустились по темной лестнице и оказались в общей комнате таверны. Бренна, следовавшая за Рейли, который, к счастью, догадался зажечь свечу, не могла не думать о том, как странно все складывается… Только они двое бодрствовали, если не считать Флоры и графа, в доме, не принадлежавшем им. Миссис Мерфи и ее муженек давным-давно легли спать после очередной перепалки с Бренной, потому что они продолжали требовать от нее возвращения водокачки, так как вода была нужна и в прачечной и в кухне.
Никто, мрачно размышляла Бренна, никто ничего не понял. И пока она не заставит этих дураков из Королевского медицинского колледжа поверить в ее теорию, никто так ничего и не поймет.
— Давай разберемся в фактах, — сказал Рейли, открывая дверь чулана и стараясь держать свечу как можно выше. — Молоко, — разглядел он. — Хочешь нарезать хлеб ломтиками?
Бренна потянулась к караваю и нарезала хлеб, думая про себя: «Ведь за долгое время это первый случай, когда мы остались одни. Первый случай за бог знает какое долгое время. Интересно, спросит ли он меня?..»
