Главный Кнут взмахом руки заставил его замолчать.
– Роджер, десятки государственных служащих способны выполнять столь простые обязанности – более того, они уже занимают эти посты. Мне же нужен человек, который будет отвечать за политическую сторону работы, человек, который идеально подойдет для государственной службы и которому я мог бы доверять, чтобы избежать ужасных ошибок, совершенных партией в последние месяцы. Я бы очень хотел, чтобы ты остался в штаб-квартире партии – естественно, под руководством нового председателя.
О’Нил с беспокойством наморщил лоб. Та же самая бессмысленная работа – снова наблюдать со стороны, как другие занимают серьезные посты, которых они не заслуживают в силу своей некомпетентности? Какая ему от этого польза?
– Но Фрэнсис, для того чтобы действовать эффективно, мне будет необходима поддержка, особый статус. Мне кажется… вы говорили о рыцарстве.
– Да, конечно, Роджер. Несомненно, ты его заслужил. Ты был для меня совершенно незаменим и должен знать, что я тебе безмерно благодарен. Но я навел справки… Такая награда невозможна на столь коротком промежутке времени. Существует очередь из тех, кому может быть оказана подобная честь при отставке премьер-министра, а новый премьер-министр имеет в своем распоряжении весьма ограниченное количество титулов. Боюсь, это займет некоторое время…
Уркхарт собирался проверить О’Нила, поиздеваться над ним, оскорбить и разочаровать, хорошенько надавить, чтобы выяснить, как он выдержит неизбежные стрессы ближайших нескольких месяцев. Он хотел понять, как скоро его сообщник подойдет к пределу своего терпения. И ему не пришлось долго ждать: ирландец принялся громко возмущаться:
– Фрэнсис, вы мне обещали! Это было частью нашей сделки! Вы дали слово, а теперь от него отказываетесь… Никакой должности. Никакого рыцарства. Ни сейчас, ни в ближайшее время – никогда! Вы получили то, что хотели, и собираетесь от меня избавиться… Ну, так подумайте еще! Я лгал, обманывал, занимался подделками и даже воровал для вас. А теперь вы ведете себя со мной так, будто я один из многих, один из толпы… Я больше не потерплю, чтобы люди смеялись за моей спиной и презрительно смотрели на меня, словно я вонючий ирландский крестьянин. Я заслужил рыцарство – и я его требую!
Его стакан опустел, и О’Нил, которого трясло от избытка эмоций, вскочил с кресла, чтобы вновь наполнить его из графина, но у него так дрожали руки, что виски перелился через край. Сделав большой жадный глоток, Роджер повернулся к Уркхарту и продолжил неистовствовать:
– Мы прошли через все трудности вместе, как команда, Фрэнсис! Я все сделал для вас, вы даже близко не подошли бы к Даунинг-стрит без меня. И теперь мы оба добьемся успеха – или оба обделаемся. А если я окажусь в куче дерьма, Фрэнсис, то будь я проклят, если останусь там в одиночестве! Вы не можете себе этого позволить – я слишком много знаю. Вы мне должны!
Слова были произнесены: О’Нил перешел к угрозам. Уркхарт бросил ему перчатку провокации, и тот тут же подхватил ее и швырнул ему в лицо. Главному Кнуту стало очевидно, что вопрос не в том, потеряет ли Роджер контроль над собой, а в том, когда это случится. Больше не было никакого смысла его испытывать, и министр, широко улыбнувшись, покачал головой, придя к окончательному решению.
– Роджер, мой дорогой друг, ты совершенно меня не понял, – снова принялся он успокаивать гостя. – Я лишь сказал, что трудно попасть в список награждений перед Новым годом. Но будет еще один, весной, в честь дня рождения королевы. До него всего несколько недель. Я прошу тебя лишь о том, чтобы ты немного подождал. И если ты хочешь должность на Даунинг-стрит, то так тому и быть. Мы работаем в команде – ты и я. И ты это заслужил. Даю слово чести, я не забуду о твоей помощи.
О’Нил сумел лишь пробормотать в ответ что-то невнятное. Вспышка гнева отняла у него последние силы, а теперь начало сказываться действие алкоголя, и его эмоции, только что рвавшиеся наружу, внезапно улеглись. Он откинулся на спинку кресла, и его измученное лицо побледнело еще сильнее.
– Послушай, тебе стоит поспать перед ланчем. А твои желания мы обсудим позже, – предложил Уркхарт.
Роджер молча прикрыл глаза, через несколько секунд его дыхание успокоилось, и он уснул, хотя его пальцы еще некоторое время спазматически подергивались, а глаза метались под веками. Где бы теперь ни находился разум этого мужчины, он так и не нашел покоя.
Фрэнсис сидел и смотрел на это жалкое подобие человека, сидящее напротив. Из носа О’Нила потекло, в уголках рта скопилась слюна… Это зрелище вызвало бы жалость у некоторых людей, но Уркхарт чувствовал лишь ледяную пустоту. В юности он бродил по пустошам и холмам своего родового поместья с лабрадором, который многие годы служил ему верой и правдой, как охотничья собака и постоянный спутник. Однако пес постарел, и однажды пришел слуга и с огромной печалью сказал, что у собаки случился удар и ее следует усыпить. Фрэнсис бросился в конюшню, где спал пес, и увидел жалкое животное, потерявшее контроль над собой. Задние ноги собаки были парализованы, она обделалась, а из носа и пасти у нее непрерывно текло, как сейчас у О’Нила. Лабрадор сумел лишь приветственно заскулить и помахать хвостом. Слуга почесал его за ухом, и на щеке у старика появилась слеза.
– Тебе больше не придется гонять кроликов, старина, – прошептал он.
Уркхарт убил собаку одним ударом приклада ружья и приказал слуге похоронить пса подальше от дома.
И вот теперь, глядя на О’Нила, он вспомнил свою собаку и спросил у себя, почему некоторые люди заслуживают меньше жалости, чем животные, лишенные дара речи.
Оставив Роджера в библиотеке, Фрэнсис быстро спустился на кухню. Под раковиной он нашел резиновые перчатки и засунул их в карман – вместе с чайной ложкой, – после чего вышел через заднюю дверь к сараю, служившему гаражом, мастерской и складом. Рассохшаяся деревянная дверь застонала на ржавых петлях, когда хозяин вошел в помещение для хранения рассады. Там он тут же уловил запах плесени. Уркхарт редко заглядывал сюда, но точно знал, где лежит нужная ему вещь.
Высоко на дальней стене висел старый, ободранный кухонный шкафчик, который выкинули из дома много лет назад. Теперь в нем хранились полупустые банки с краской и несколько банок с маслом, и проживало множество личинок древоточца. Дверца открылась с протестующим скрипом, и Уркхарт сразу нашел тщательно закупоренную консервную банку. Он надел резиновые перчатки, снял ее с полки и зашагал в дом, держа банку перед собой, словно пылающий факел.
Вернувшись в дом, он проверил О’Нила, который продолжал крепко спать, тихо поднялся в гостевую комнату и с облечением обнаружил, что гость не запер свой чемоданчик. Фрэнсис принялся методично, но, стараясь не оставлять следов своего вмешательства, перебирать его вещи, и нашел то, что ему было нужно, в мешочке с туалетными принадлежностями, зубной пастой и бритвой. Это была металлическая коробочка для талька, но когда политик снял крышку, там не оказалось даже следов этой присыпки, а лежал маленький запечатанный полиэтиленовый пакетик примерно со столовой ложкой белого порошка.
