– Сделайте все, что в ваших силах, – проговорила она.
Роберт сжал ее плечо в ободряющем жесте и вышел.
– Вы победите, госпожа.
– Да? – Она встала перед очагом и протянула к огню руки.
– Разумеется.
– Все это пустые слова, – раздраженно отозвалась Матильда.
– Надеюсь, нет, потому что сам я действительно так думаю.
Она обернулась к нему.
– Бриан, я очень хочу победить! – страстно произнесла она. – Я так сильно этого хочу, что могла бы спалить весь мир жаром своих чувств. – Матильда прижала ладони к груди. – Порой я боюсь, что это стремление поглотит меня и тогда не останется ничего. Вы говорите «разумеется», и я прихожу в ярость, ведь это словечко угодливого придворного.
– Мне казалось, это то, чего вы ждете от меня, – безжизненным тоном ответил Бриан. – Если желаете услышать, что я пройду с вами через воду, огонь и медные трубы, то я скажу это.
Матильда снова спряталась за свой щит. То, чего она желает от Бриана, несбыточно, и ей хватает здравого смысла, чтобы не спрашивать, чего желает он сам.
– У вас есть какие-либо дела за пределами этих покоев? – сухо спросила она.
Наступила каменная тишина. Потом Бриан поклонился:
– Госпожа, – и скрылся за дверью.
Матильда долго смотрела в огонь. В конце концов она отошла от очага и сосредоточилась на известии о замке Линкольн и на том, что может принести ей это поражение Стефана.
Глава 38
Линкольн, февраль 1141 года
Вилл стоял среди баронов Стефана в центральном нефе Линкольнского собора, куда они все подтянулись, чтобы отпраздновать день Очищения Пресвятой Девы Марии. В церкви было холодно, и дыхание вырывалось изо рта белыми облачками. Но по крайней мере стены спасали от пронизывающего до костей ветра и ледяного дождя. Собор освещался множеством свечей и лампад – в полном соответствии с духом светлого праздника. Медовые запахи ладана и воска – поистине божественный аромат – заглушали исходящий от каменных стен душок плесени.
Король Стефан уже несколько недель осаждал замок Линкольн и достиг кое-каких успехов, однако каждый шаг вперед давался ценой огромных затрат времени и финансов. Поскольку Вилл неплохо разбирался в строительстве, ему доверили командование осадными машинами, которыми армия короля долбила стены замка.
До сих пор гарнизон Линкольна держался. В обороне замка крупных прорех не возникло, да и Честер с де Румаром не потратили времени зря: они собрали людей, накопили припасов и не имели намерения сдаваться.
В этом году для Вилла праздник Очищения Девы Марии был наполнен особым смыслом: недавно он узнал, что Аделиза счастливо разрешилась от бремени. Их второй ребенок оказался девочкой, которую окрестили Аделис. Присоединяясь к процессии, несущей к алтарю зажженные свечи, Вилл молился о благополучии жены, новорожденной дочери и сына.
Идущий впереди него Стефан споткнулся о длинную полу мантии. Расплавленный свечной воск капнул ему на руку, и он уронил свечу на каменные плиты собора. Свеча разломилась пополам и погасла, испустив бледный завиток дыма.
Люди стали тревожно переглядываться. Молодой рыцарь метнулся вперед и вручил королю свою свечу, капеллан торопливо убрал с глаз обломки, но тяжелое впечатление не изгладилось. И хотя Стефан вел себя так, словно ничего не случилось, остальных присутствующих охватило гнетущее предчувствие.
И оно еще более усилилось, когда серебряная коробочка с причастными облатками вдруг оторвалась от цепочки, на которой была подвешена, ударилась о край алтаря и покатилась по ступеням. Облатки высыпались, многие раскрошились.
Тут уж придворные стали креститься, через неф прошелестела волна испуганных голосов, и даже у Д’Обиньи зашевелились волосы на затылке – ведь это был дом Господа, а причастные облатки – тело Христа. Вилл не страдал излишне богатым воображением, но ему стало не по себе. Однако Стефан и виду не подал, будто что-то не так, он сохранял невозмутимость и опустился ниц перед алтарем в молитве. Тем временем священники спешно убирали упавшую дарохранительницу и рассыпанные облатки, несли взамен новые.
Дальше служба шла без происшествий, и напряжение хоть и не исчезло совсем, все же немного спало. Когда все вышли из собора в промозглую февральскую сырость, Вильгельм Ипрский фривольно заметил, что Стефану не мешало бы укоротить мантию, но никто не улыбнулся.
Вилл вернулся к осадным орудиям и положил конец пересудам среди своих подчиненных.
– Упала свеча и порвалась цепочка, – проворчал он, – только и всего. Такие пустяки случаются вокруг нас ежедневно, и если в каждом из них видеть предзнаменование, то мы не сможем шагу ступить от страха.
Оруженосец принес ему хлеба и сыра, и Вилл принялся за еду, наблюдая за тем, как его люди с красными от холода носами устанавливают требушет. Но мысли унесли его очень далеко. Он видел пылающий огонь в очаге, Аделизу, читающую ему вслух одну из ее книг или поющую колыбельную песенку их сыну и новорожденной малышке. Виллу было тоскливо и одиноко и хотелось вернуться в Арундел.
Протрубил сигнальный рожок, и тут же еще один, и еще, и еще – вдоль всей крепостной стены. Вилл проглотил кусок хлеба и послал оруженосца узнать, в чем дело.
Он надевал меч, снятый перед мессой, когда вернулся паренек в состоянии сильного возбуждения.
– Господин, это графы Глостер и Честер! Их заметили на том берегу Уитхема, они ищут переправу. – Кадык юнца судорожно двигался в горле. – У анжуйцев там целая армия – кавалерия, и валлийские стрелки, и все остальные!
Вилл помолчал, соображая. Глупо рисковать всем в одном сражении, но, возможно, Роберт Глостерский сейчас избрал стратегию «все или ничего».
– Это знак свыше, – выпалил кто-то из обслуги осадной машины. – Сначала свеча и дароносица, теперь вот это.
Вилл нашел взглядом паникера:
– Глостер в любом случае пришел бы сюда; мы просто не знали, когда именно. Займись-ка делом!
Опустив глаза, тот вернулся к требушету, а Вилл, отдав необходимые распоряжения, поспешил в жилище епископа Александра, где король собрал совет. Стефан хотел ехать навстречу приближающейся анжуйской армии и принять бой. Бароны были против.
– Сир, это неразумно, – высказался Вильгельм Ипрский, качая головой. – Числом они превосходят нас. Лучше будет отступить или переждать за стенами замка, пока враг не уйдет.
– Нет! – отрезал Стефан. – Я не уступлю ни дюйма земли Реджинальду Фиц-Рою, Ранульфу Честеру и его чертову брату. Я помазанный король, и мне уже тошно от притязаний этих людей. Пусть решит Господь.
– Сир, даже Господу нужна помощь, – ответил Ипр, и другие бароны согласно закивали. – Возможно, то, что случилось сегодня в соборе, было предупреждением. Подумайте еще раз!
