Книга Отступник - Дженнифер Арментроут

Удалось ли мне той ночью вообще закрыть глаза, не знаю. Может, я и подремал немного, но уверенности в этом не было. Первое и последнее, что я помню, это то, как наблюдал за Кэт.

Она свернулась калачиком, прижимаясь ко мне, и ее щека лежала на моей, теперь онемевшей, руке. Мы были у меня в доме, и, прежде чем заснуть прошлой ночью, Кэт переоделась в одну из моих рубашек, оставшихся нетронутыми у меня в шкафу. Рубашка была ей слишком велика и соскальзывала с плеча, дразня обнаженной плотью.

Эта кожа невероятно притягивала меня. Моей другой – не онемевшей – рукой я проводил по ее плечу, следовал пальцами по ее ключице. Так я провел половину ночи. Кэт как-то умудрялась еще больше со мной слиться, кладя ногу на мою или прижимаясь ко мне всем телом.

Я тревожился за нее.

Действительно тревожился.

Вчера, даже после того, как она узнала о случившемся с ее матерью, она держала себя в руках, уничтожила Итана и наблюдала за вторжением Аэрумов. Конечно, в какой-то момент она испугалась и бросилась бежать. Но, черт возьми, она снова взяла себя в руки, когда в итоге Аэрумы взорвали колонию, причем сами понесли только незначительные потери и поспешили в Северную Вирджинию, чтобы довести дело до конца.

Поздно вечером до нас дошли сведения, что войско вторгшихся на Землю Лаксенов фактически превратилось в один огромный шведский стол для Аэрумов. Кэт даже улыбнулась, когда окружающие начали праздновать победу, конец того безумия. Но у меня было не так много времени, чтобы утешить ее или действительно поговорить обо всем. Единственное, что было в моих силах, – обнимать ее, пока она засыпала. Мне казалось, что этого недостаточно.

А разве когда-нибудь бывает достаточно?

Я ощущал тяжесть потери, боль, которая будет еще долго мучить ее из-за маминой смерти, такой бессмысленной и жестокой. Кэт лишилась всей семьи. Раковая опухоль унесла жизнь ее отца, а мать – представители моего собственного племени.

Но каким-то чудом последние слова, произнесенные Кэт, прежде чем уснуть, были: «Я люблю тебя». Я был потрясен тем, что моя девочка все еще могла чувствовать.

Я готов был на что угодно, лишь бы избавить ее от этой боли, но нам вместе придется это принять, придется научиться жить с этим, как и со многими другими воспоминаниями и реальностью, которую так бы хотелось исправить, вернувшись в прошлое.

Кэт зашевелилась рядом со мной и потянулась, заставив меня особенно остро почувствовать, почему я дал ей такое прозвище. Мои губы расплылись в улыбке, когда ее ресницы затрепетали, а Кэт открыла глаза.

Ее прекрасные глаза, встретившись с моими, были еще сонными.

– Привет.

– И тебе привет.

Ее ладонь прижалась к моей обнаженной груди, а взгляд скользнул по моему лицу.

– Ты давно проснулся?

– Я вообще не уверен, что спал.

– Значит, ты наблюдал, как сплю я?

Уголок моих губ приподнялся.

– Возможно.

– Что ж, смотрите, кто у нас на этот раз вел себя как маньяк.

– Называй меня как хочешь, мне все равно. – Я провел большим пальцем по ее нижней губе. – Черт подери, я часами наблюдал за самой живописной на свете картиной.

Кэт вспыхнула.

– Конечно, думаешь лестью всего добиться.

– А у меня уже все есть.

– Это мило с твоей стороны. – Она легонько похлопала меня по груди, как хорошего мальчика, проигнорировав те части моего тела, которые особенно обрадовались ее ласке. Кэт окинула взглядом комнату, а потом снова посмотрела на меня.

– Теперь все действительно кончено, верно?

Я обнял ее, не обращая внимания на то, что все мое тело сильно покалывало.

– Думаю, да. То есть по большей части. Теперь многое станет по-другому. Жизнь изменится, но с этим покончено.

Ресницы Кэт опустились, и она прикусила губу так, что определенные части моего тела воодушевились еще больше.

– Что мы теперь собираемся делать? – прошептала она.

– Да все, что захотим.

Кэт перевернулась на спину, но не откатилась очень уж далеко.

– Что ж, звучит многообещающе.

Внезапно послышалось звяканье посуды на кухне, расположенной этажом ниже. Лицо Кэт озарила радостная улыбка.

– Как я понимаю, Ди и Арчер уже на ногах?

– Ага. Кажется, не так давно я слышал, как они ходят по дому. Наверное, решили воспользоваться обстоятельством, что тот, кто здесь жил, хорошенько запасся продуктами. – Я шутливо нахмурил брови. – Прошлой ночью Арчер якобы спал в комнате Доусона, но я слышал, как в спальне…

– Дэймон. – Кэт засмеялась.

Я вздохнул.

– Понимаю. Переворачиваем новую страницу, бла-бла-бла, и все такое. – Я начал подниматься. – Ладно, пойду и посмотрю…

И тут рука Кэт скользнула вверх и обняла меня за шею. Она притянула меня к себе. Да, я не сопротивлялся. Когда дело касалось Кэт, моя сила воли испарялась – особенно когда Кэт поднимала голову, чтобы меня поцеловать.

Когда я ощутил под собой мягкость и тепло Кэт, этот поцелуй быстро перерос во что-то другое. Нога Кэт обвилась вокруг моей ноги, ее руки скользнули по моей спине, достигли пояса пижамных штанов, которые я нашел в шкафу, и скользнули вниз.

Разрази меня гром.

Я забыл о возне в спальнях, о том, кто находится внизу, – словом, почти обо всем на свете, когда раздался этот легкий полувздох-полустон, от которого у меня все напряглось. Ногти Кэт царапали мою плоть, я просунул руки под рубашку, которую она у меня позаимствовала, и погладил ее нежную кожу. Кэт выгнулась подо мной. Я хотел ее. Я всегда ее хотел. Черт, я готов был хотеть ее целую вечность, но теперь у нас было время. Сегодня днем. Вечером. Завтра. У нас была неделя, месяц и год, начиная с сегодняшнего момента. Наконец-то у нас было время и еще много, много мгновений, подобных этому.

Но прямо сейчас ей нужен был я.

Ее руки оказались у меня на животе, и из моего горла вырвался хриплый звук. Ладно. Уточнение. Ей нужно было больше, чем это.

Внезапно обретя силу воли, которой, как мне казалось прежде, у меня не было, но, как выясняется, при большой необходимости она обнаруживалась, я слегка отодвинулся от нее и положил руки Кэт туда, где мог их видеть.

Брови Кэт приподнялись, и она пристально посмотрела на меня глубокими, дымчато-серыми глазами. Я нежно поцеловал ее, задержавшись на ее губах чуть дольше, чем следовало.

– Как ты? – спросил я, и мой голос показался грубоватым мне самому.