— Ребята ждут, — пробубнил Колян, перетаптываясь с ноги на ногу.
«Как бойцовый слон», — с неприязнью подумал Игнатов.
— Нужно отоспаться, — предложил Жучок, — а то буду не в форме.
— Чо уже отсыпаться-то! Час ночи! — возразил Колян.
— На том свете отоспимся, — подытожил Игнатов. — Не расходиться. Пусть дрыхнут здесь. Сколько их?
— Десять, — вяло отрапортовал Колян, — и нас трое.
— Тринадцать стволов… — задумчиво проговорил Жучок, — а их сколько будет?
— Без понятия, — отмахнулся Игнатов.
— Что ж, твой Скорпион так и не сказал ничего?
Игнатов вздрогнул, посмотрел на Жучка и заорал:
— Достал ты меня, понял! Не звонил он еще. Я жду звонка!
— Ну-ну, — невозмутимо хмыкнул тот и перевел взгляд на побледневшего Коляна. — Что, боишься?
Колян постарался принять непринужденный вид, неуклюже выставив вперед правую ногу, и начал тихонько насвистывать, рассматривая паркет на полу.
— Детский сад! — сокрушенно проговорил Игнатов и открыл коробочку с кокаином.
В этот момент зазвонил телефон. Все замерли на мгновение. Первым пришел в себя Игнатов, он схватил со стола мобильный и ответил с придыханием:
— Алло!
Потом он слушал минуты две. За это короткое время на лице его отобразилась целая гамма чувств — от животной злобы до вполне человеческого удивления.
— Да?! Ну, я не готов к такому повороту! И нельзя перенести? Черт! Ладно, я буду. Посмотрим, во что это выльется. — Он выключил мобильный и ошарашенно оглядел подчиненных.
Те напряженно смотрели на него.
— Значит, так, — не без усилий проговорил Игнатов, все еще думая о чем-то своем, — проблема с Бодровым решена. В том смысле, что его больше нет на этом свете.
— Ну вот… — разочарованно прогудел Колян.
— Может, дослушаешь?! — раздраженно перебил его Игнатов и, откинув со лба прядь черных волос, продолжил уже спокойно, по-деловому: — Скорпион предлагает не переносить встречу, а, так сказать, провести ее по горячим следам. Климов и Семин сейчас в панике. Дело у них рушится, можно выторговать для себя выгодные условия. Если это произойдет, мы будем несокрушимы.
— С чего это он взял, что они пойдут на слияние с нами да еще прямо с завтрашнего утра? — поинтересовался Жучок.
— А куда они, на хрен, денутся! Во-первых, они лишились «крыши». Во-вторых, эти чистоплюи даже не знают, куда сбывать товар, да и как сбывать — тоже. Этим занимался Бодров. Мы сможем его заменить, а потом посмотрим, что делать с оставшимися. То есть так или иначе мы возьмем контроль в свои руки. Так что завтра мы едем на стрелку, но едем, подчеркиваю, до-го-ва-ри-вать-ся! — Тут Игнатов выразительно посмотрел на приунывшего Коляна.
— А я ничего… — пожал тот плечами.
— Вот и славно. — Игнатов закинул голову и посмотрел в потолок. — Если только все выгорит… — мечтательно промурлыкал он и улыбнулся. — А молодец все-таки Скорпион. Работает как часы. Сказал — сделал.
* * *
Вопреки Марининым прогнозам, на порог «Праги» их все-таки пустили, только попросили обождать, пока об их появлении доложат Семину.
— Мы респектабельно выглядим, — заметил Егор.
Жена медленно повернула к нему голову и посмотрела так, как не смотрела никогда в жизни. Даже в третьем классе, когда они сидели за одной партой и она проявляла к нему большее снисхождение, чем в браке. Даже в ту пору в ее взгляде не было столько неподдельной нежности и какого-то неясного испуга.
— В чем дело, дорогая? — опешил Каменев.
Она опустила глаза и тихо спросила:
— На самом деле ты не считаешь меня дорогой?
Она опять захныкала.
— Эй, — взяв жену за подбородок, он поднял ее голову, — ты всегда была слишком деловой женщиной, а я полным неудачником. У нас все роли давно распределены. К чему тебе моя любовь?
— Не знаю… — она неожиданно всхлипнула. — Нужна. Теперь нужна! Ты так изменился, ты стал таким…
— Хотелось бы знать, что это такое — страх одиночества или уязвленное самолюбие? Я думаю, последнее. Ты не можешь смириться с тем, что я кого-то полюбил. Но, дорогая, это жестоко — требовать от меня любви к себе. Вспомни наши отношения.
— У нас были проблемы. Разумеется. Но мне кажется… я всегда любила тебя. Просто не понимала этого. Мне нравилось, когда подруги завидовали, ну… тому, что у меня красивый муж… Мне нравилось сознавать, что ты мой…
— Это не любовь, а собственничество.
— Что тебе нужно еще?! — вскрикнула жена.
Швейцар у двери вздрогнул и уставился на них с нескрываемым интересом.
— Тише, — быстро сориентировался Каменев.
— Не нужно затыкать мне рот! Леры твоей больше нет! Нет! Что нам мешает начать всё сначала!?
— Пожалуйста, не сейчас, — взмолился он шепотом.
Но Марину уже понесло:
— Я не прошу многого. Просто попробуем.
— О чем ты говоришь! — воскликнул он. — Через два дня ты снова поймешь, что я твой, и все пойдет по-старому! Тебя не переделать!
— Нет! — капризно заявила Марина. — А если ты только попробуешь развестись со мной, я расскажу папе такое, что он сотрет тебя в порошок.
— Знаешь что, — возмутился Егор, — лучше уж пусть сотрет, чем до старости жить в одной клетке с тобою.
За эти слова Марина наградила его звонкой пощечиной. Каменеву показалось, что она напрочь снесла ему щеку.
— Уф, — произнес он, когда смог разжать зубы. Потом оглянулся.
Похоже было, что добрая половина персонала ресторана собралась поглазеть на эту бурную сцену. Были тут и официанты, застывшие с подносами в руках, и охранники, и администратор в малиновом пиджаке, и все тот же любопытный швейцар. Все эти люди молча созерцали, ожидая продолжения. Егор развел руками и обратился к собравшимся вежливо, как бы извиняясь:
— А обычно по утрам она очень мила.
— Скотина! Только заикнись еще о разводе! — прошипела ему на ухо Марина.
Он внимательно посмотрел на нее, ища ответ на свой вопрос в выражении ее глаз.
— И ты на самом деле уверена, что способна любить? — поинтересовался он.
Марина легонько, одними пальчиками, погладила его ладонь и промурлыкала:
— А как же.
— Ну и дела…
Он ничего не почувствовал, хотя прикосновения жены носили явно сексуальный характер. Он сжал ее руку в своей, чтобы прекратить ее напрасные усилия. Марина сочла это пожатие жестом примирения и прильнула к нему всем телом. Зрители с сожалением попрятали глаза и начали медленно расходиться.
