Вернон внимательно слушал, стараясь вникнуть в то, что говорит ему врач. Тот сидел за столом напротив, высокий и худой человек, с глазами, которые словно видели насквозь и читали внутри тебя то, о чем ты даже не подозревал. И он заставлял тебя тоже прочесть это — увидеть то, что ты не хотел видеть, поднять на поверхность то, что было в глубине. Сейчас он говорил:
— Теперь, когда вы это уже вспомнили, расскажите мне еще раз о том, как увидели объявление о повторном замужестве вашей жены.
Вернон воскликнул:
— Разве обязательно повторять это снова и снова? Это было так страшно. Я не хочу больше думать об этом.
Тогда врач объяснил — серьезно, терпеливо и убедительно, — что именно из-за желания -«больше не думать об этом» и произошла потеря памяти. Теперь необходимо взглянуть правде в глаза, пропустить это через себя еще раз... В противном случае болезнь может возобновиться.
Они повторили все еще раз. Когда Вернону уже казалось, что он больше не выдержит, врач попросил его лечь на кушетку. Он дотронулся до его лба, коснулся рук, ног, сказал, чтобы он расслабился — уже расслаблен — отдыхает — проснется бодрым и счастливым... На Вернона снизошло умиротворение. Он закрыл глаза...
4
Вернон появился в «Могучих Братьях» через три дня. Он приехал на машине Себастиана Левинна. Дворецкому он представился как мистер Грин. Нелл ждала его в обитой белыми панелями комнатке, в которой его мать обычно сидела по утрам. Она поднялась ему навстречу, с трудом изобразив светскую улыбку. Дворецкий закрыл за ним дверь в тот самый момент, когда она подошла и протянула ему руку.
Они взглянули друг на друга. Вернон произнес:
— Нелл...
И она оказалась в его объятиях. Он целовал — целовал — целовал ее...
Наконец отпустил. Они сели. Он был тих, скорее трагичен и очень сдержан, за исключением порывистого приветствия. Он столько пережил — столько выстрадал за эти последние дни...
Иногда ему хотелось, чтобы его оставили в покое — оставили в образе Джорджа Грина. Быть Джорджем Грином было так легко!
Он проговорил, спотыкаясь:
— Все хорошо, Нелл. Я не виню тебя, не думай. Я все понимаю... Только больно. Адски больно. Естественно.
Она сказала:
— Я не хотела, чтоб...
Он перебил ее:
— Я знаю, говорю же тебе — я знаю. И не говори мне больше об этом. Я не хочу об этом слышать. Даже думать не хочу...
И добавил уже другим тоном:
— Говорят, дело именно в этом. Из-за этого все произошло.
Она сказала порывисто:
— Расскажи мне — обо всем.
— Нечего рассказывать. — Он говорил безучастно, равнодушно. — Меня взяли в плен. Почему сообщили, что я убит, я не знаю. У меня есть смутная догадка. Среди нас был парень, похожий на меня, вероятно, из немцев. Не двойник, нет, просто поверхностное сходство. Я плохо знаю немецкий, но слышал, как они об этом говорили. Они забрали мое обмундирование и личный знак. Думаю, они решили внедрить его в наши ряды. Нас освобождали колониальные войска, и немцам было об этом известно. Парень должен был быть освобожден вместо меня, пройти проверку и добыть нужную информацию. Это только догадка — но она объясняет тот факт, что меня не освободили вместе со всеми, а отправили в лагерь, где держали французов и бельгийцев. Но это все не важно, не правда ли? Думаю, Ганс был убит, пробираясь обратно, и похоронен вместо меня. В Германии мне пришлось туго — я чуть не умер от какой-то лихорадки, вызванной ранением. В конце концов я сбежал — это долгая история. Я не буду сейчас вдаваться в подробности. Было чертовски тяжело — мне приходилось перебиваться без воды и пищи по нескольку дней подряд. Это чудо, что мне удалось выжить — но я выжил. Я оказался в Голландии. Я был изможден, но в то же время оставался в постоянном напряжении. И я мог думать только об одном — о том, что я должен вернуться к тебе.
— А потом?
— Потом я увидел это — в мерзкой иллюстрированной газетенке. Объявление о твоем замужестве. Оно... доконало меня. Я не хотел в это верить. Я все повторял, что это неправда Я шел куда глаза глядят. Все перемешалось. По дороге мчался большой грузовик. Я понял, что это мой шанс избавиться от кошмара Я шагнул ему навстречу.
— Вернон... — она содрогнулась.
— И это был конец. Конец меня как Вернона Дейера Когда я пришел в сознание, в моей голове было только одно имя — Джордж. Счастливчик Джордж. Джордж Грин.
— Почему Грин?
— Фантазия моего детства А потом еще голландка в гостинице попросила меня разыскать ее парня, Грина, и я записал это в своей записной книжке.
— И ты все забыл?
— Да.
— Тебе было страшно?
— Нет, нисколько. Меня ничто не тревожило. — И добавил с мучительным сожалением: — Я был весел и очень счастлив.
Потом прямо взглянул на нее:
— Но это уже не важно. Важно только одно — ты.
Она улыбнулась ему, но улыбка вышла дрожащей и неуверенной. Казалось, он не заметил этого и продолжал:
— Возвращение было сущим адом. Воспоминания. Все такие чудовищные. Все, с чем я боялся столкнуться лицом к лицу. Кажется, всю жизнь я был ужасным трусом. Всю жизнь отворачивался от того, чего не хотел видеть. Отказывался признать это...
Внезапно он встал, пересек комнату и положил голову ей на колени.
— Нелл, любимая, все хорошо. Я знаю, что я на первом месте, не так ли?
Она ответила:
— Конечно.
Почему ее голос показался ей самой таким неестественным? Вернон действительно на первом месте. Вот и сейчас, когда он целует ее, она снова погружается в то прекрасное время в самом начале войны. Она никогда не испытывала такого с Джорджем... не тонула... не взлетала..
— Ты так странно произнесла это — как будто не хотела.
— Ну что ты...
— Я сочувствую Четвинду — ему не повезло. Как он воспринял это? Очень тяжело?
— Я не сказала ему.
— Что?!
Ей пришлось оправдываться:
— Его нет. Он в Испании. У меня нет его адреса.
— Понятно...
Он помолчал.
— Тебе будет трудно, Нелл. Но ничего не поделаешь. Зато мы будем вместе.
— Да.
Вернон огляделся вокруг.
— В любом случае все это останется ему. Я так мелочен, что мне даже жаль отдавать это место. Но, черт возьми, это же все еще мой дом. Он принадлежал моему роду на протяжении пятисот лег. Хотя ладно, какое это имеет значение? Джейн как-то сказала, что невозможно получить все. У меня есть ты — это самое главное. Мы найдем где жить — даже если это будет всего пара комнат, нам хватит.
