— Родители ее были белыми, а она родилась черной, — сказал Джим, воздев руки к небу.
— Могу представить себе, — согласно кивнул Бумер.
Джим не стал рассказывать подробно обо всех ужасах, которые Сильвии довелось вытерпеть в детстве. Описывая эту часть ее жизни, он ограничился одной фразой:
— Отец не очень хорошо вел себя по отношению к ней.
Он рассказал Бумеру о том, как Сильвия бежала из родительского дома и почти тридцать лет не виделась с родителями. Он не сказал, что она занималась проституцией, потому что… ну… а зачем об этом говорить? Он рассказал пастору о Фабрицио Берлоне, брате дедушки Сильвии, и о его запущенной квартире в Гарлеме, о проститутке Розетте — здесь Бумер разразился хохотом, похожим на грохот водопада. Джим рассказал о бабушке Сильвии, перебравшейся в Нью-Йорк и вышедшей замуж за Тони Берлоне; через четыре месяца после свадьбы у них родилась дочь Бернадетта. Он поведал Бумеру и о том, что бабушка Сильвии иногда приезжала в Чикаго повидаться с сестрой, жившей в браке со священником Апостольской церкви всех святых.
Джим говорил, и в это время Сильвия чуть приподняла голову. Она не могла поверить своим ушам — как мог он запомнить так много из того, что она рассказала ему? Возможно ли, чтобы кто-нибудь — хоть кто-нибудь — мог слушать другого человека так внимательно? Теперь, когда ее желудок успокоился, она искоса посматривала на Джима; она купалась в ласковых волнах его голоса; ее тронула стыдливость, с которой он избегал встречи со взглядом пастора; у нее чуть не полились слезы при виде его неподдельного гнева в те моменты, когда он рассказывал самые печальные эпизоды ее истории. Странно слышать, как кто-то рассказывает историю твоей жизни. При этом у нее возникло такое чувство, словно все изгибы жизненного пути и повороты судьбы вдруг встали на свои места и соединились в одно целое, как на картинке, правильно собранной из отдельных кусочков. И впервые у нее появилось страстное желание дойти в своих поисках до конца, до развязки, которая как бы уже написана, и даже известны номера страниц, а ей осталось только прочесть их. На мгновение Сильвия почувствовала удовлетворение от того, кем она была. А может быть, это чувство возникло от того, что на ее вопрос уже существовал ответ, хотя ответ очень не простой. Но стоило Джиму закончить рассказ, а пастору заговорить, как это чувство исчезло.
В церкви воцарилась благостная тишина. Снаружи, с улицы, донесся громкий выхлоп автомобильного мотора, и Сильвия подняла голову. Бумер смотрел ей прямо в глаза взглядом, в котором сочувствие было смешано с чем-то еще, чего она не поняла. Они смотрели друг другу в глаза. Сильвии казалось, что взгляд пастора прожигает ее насквозь. Она сперва зажмурилась, а потом часто заморгала.
— Где мудрец?! Где книжник?! — риторически спросил Бумер. — Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?
— Простите?
— Послание к коринфянам, — задумчиво произнес Бумер, сжимая переносицу большим и указательным пальцами. Лицо его сразу сделалось усталым и измученным. — Итак, сестра, ты хочешь узнать, каким образом ты родилась черной?
— Хотелось бы.
— Я думаю, что смогу помочь тебе. Ты черная по той же самой причине, что и я: в твоих жилах есть африканская кровь. Все очень просто.
— Но я хочу знать, откуда она появилась во мне.
— Из Африки, — коротко ответил Бумер и погрузился в молчание.
Сильвия молча облизала губы, а Джим, все еще не остывший после рассказа, нетерпеливо спросил:
— Так вы не расположены помочь нам?
Бумер молчал, его молчание длилось не меньше минуты, и тишина, казалось, отдавалась таким же гулким эхом, как и его голос. Он все сидел, не двигаясь и уставившись в одну точку, словно решал в уме сложнейшую математическую задачу.
После долгой паузы Бумер ответил наконец на вопрос Джима, но обратился при этом только к Сильвии.
— Конечно, я помогу вам, — сказал он. — Только для начала позвольте дать вам один совет. Не возражаете?
— Буду рада, — ответила Сильвия.
— Мне сдается, что вы сейчас путешествуете…
— Нет, это деловая поездка.
— Хорошо, пусть будет деловая поездка. У вас есть много вопросов, на которые вы хотели бы найти ответы; возможно, на некоторые из них ответы существуют, а на некоторые — нет. И может случиться так, что ответы на некоторые вопросы вам не понравятся, а может быть, эти ответы породят новые вопросы. Вы меня слушаете? Дело в конечном счете заключается в том, что вы всегда будете такой же черной, какая вы сейчас. Это вам понятно? И именно в этом вы должны себя убедить.
Бумер тяжело вздохнул, словно только что сказанная тирада донельзя утомила его.
— Подобно самому Иисусу Христу, — задумчиво произнесла Сильвия. — Вы ведь знаете Иисуса?
— Лично не знаю. Но знаю, что Иисус Христос удалился в пустыню на сорок дней и ночей, а Сатана искушал его посулами власти и славы. Но Иисус не имел желания слушать дьявола, а потому вернулся в Галилею. У Иисуса была миссия, и ради этого он отправился в путь. И он завершил свою миссию там же, где и начал, а все, что он узнал по дороге, касалось лишь его самого.
— И этому поспособствовал дьявол, — сказала Сильвия, вызывающе глядя на пастора.
— Точно! — воскликнул Бумер. — А у вас за спиной тоже дьявол?
Сильвия, слабо улыбнувшись, ответила:
— У меня только Джим.
— Точно!
Джим напряженно вслушивался в их разговор, не понимая, к чему клонит Бумер. То, что речь идет о нем, он чувствовал, но не понимал, что именно пастор имеет в виду, а поэтому беспокойно заерзал на скамье.
— Вы считаете меня дьяволом? — смущенно спросил он.
— Мы все дьяволы по отношению к своим ближним, Джим. Но в то же время мы и боги. Ты слышишь, что я говорю?
— Слышать-то я слышу, — угрюмо подтвердил Джим, — но ни черта не понимаю.
Бумер нахмурился и поднес палец к губам.
— Это дом Бога, Джим, — сказал он. — Помни об этом. Ты пребываешь сейчас в доме Бога, где даже Сатана не смеет сквернословить. Итак, — продолжил он и вдруг неожиданно улыбнулся во весь рот, улыбнулся так, словно все необходимое было уже сказано и все стало ясно, как вид из распахнутого настежь окна, — позвольте мне рассказать вам то, что мне известно. Я являюсь пастором этого прихода уже почти пятнадцать лет, а до этого учился в Детройте. Ну, это, я думаю, вам неинтересно. Я знаю, что до моего появления здесь пасторами этого прихода с самого его основания в тысяча девятьсот семнадцатом году были выходцы из одной семьи. Церковь, а стало быть и приход, основали преподобный Исаия Пинк и его супруга миссис Томасина Пинк. Я полагаю, что миссис Томасина Пинк могла быть той самой сестрой, к которой приезжала в гости ваша бабушка. То есть она была вашей близкой родственницей — сестрой вашей бабушки. Однако Исаия и Томасина умерли задолго до моего приезда сюда. Единственным пастором этого прихода, которого я знал, был преподобный Исаия Пинк-младший. Но и он умер — постойте, когда же это произошло? Должно быть, осенью восемьдесят четвертого года.
