— Где же ваша собачка? — игриво спросил Казимир, которому лень было придумать что-нибудь поумнее, ведь он и так был уверен, что ловушка сработает, ибо эта особа пришла сюда только для него, оставив собаку дома, и никогда в этом не признается…
— А что тебе моя собака? — Она притворилась скучной, прикинулась, что и не подозревает об игре… Хотя сценарий разыгрывался без заминок, и барышня поспешила выдернуть ладонь из кармана и выронить намеренно-случайно ключи в лужу. Казимир тут же услужливо бросился их отлавливать, шарясь в холодной ватной грязи, а женщина в пальто, морщась, наблюдала за ним, и Казимир уже знал, что она быстро оттает. Выловив звенящую связку, Казимир победно промурлыкал:
— …видите ли, я, наверное, хочу получить нехитрое вознаграждение… хотя бы полчаса обычной болтовни…
Ему и впрямь сейчас более всего на свете хотелось говорить с нескладной незнакомкой…
Она не взялась играть ни одну из возможных ролей. Обреченно уставившись на Казимира острыми зрачками в серо-зеленом облаке, она ответила:
— Это ты зря… Нет смысла притворяться. Я — твоя вторая жена.
«Сумасшедшая!» — возликовал Казимир. Забавно. Он на всякий случай отошел на безопасное расстояние, равнявшееся двум метрам, и увидел совсем иное, чем минуту назад. Она казалась на удивление спокойной помешанной, знающей о своем помешательстве и принимающей свою болезнь легко, как хроническую простуду. Лишь оголенные запястья и шея придавали ее облику необходимую реальность и телесность… А может, это все мода на эфемерных барышень, которая началась без ведома Казимира. Вот уж что он пожевал бы и выплюнул; даже лет через двадцать Казимир не выбрал бы такой экземпляр для домашнего интерьера, чтобы рядом жило ходячее напоминание о смерти, да ни за что… Наверное, эта несчастная всем открывает правду о «второй жене», и все от нее бочком-бочком…
Но Казимиру уходить не хотелось, он одновременно пугался и наслаждался духом больничной опасности, панически боялся лишь одного, что безумие заразно… Но какое забавное безумие — о будущем… Он медленно уходил, а незнакомая женщина смотрела на его чуть косолапые ступни, и эпизод превращался в картинку житейского одиночества. Тема исчерпана, удовлетворенно провозгласил Казимир; зима не кончается, топаем дальше… Шагов через сто он как следует обругал себя за дурацкую жалость. Жалеть блаженных — воду в ступе толочь…
И Казимир покинул фантасмагорию кладбищенского парка и пошел дальше, вдоль занесенной снегом трамвайной линии, вдоль заросшей борозды, ибо снег к тому времени созрел и на земле уже не таял. Навстречу Казимиру, как гондолы, в белом тумане мирно плыли редкие парочки, очарованные чудодействием антициклона. Казимир и сам смущенно признавал свою восторженность, особенно припоминая сегодняшний сон. Он слыл разумным занудой и не искал в сновидениях разгадки будущего, он знал, что они о прошлом, а значит, что-то уже свершилось и строчка уже написана, осталось только понять новый язык… А в этот день мир будто вспомнил латынь или арамейские дебри, красиво и непонятно, Казимир держал в руках вырванную из фолианта готическую страничку и радовался ей, как стильному настенному календарю…
Вдруг чужая влажная ладонь тронула его за мизинец. Казимир обернулся и увидел веснушчатого пацана в малиновой куртке. «Я вчера выиграл… именно так, как вы меня учили, — гордясь и смущаясь, сказал он. — Сегодня опять?.. Я приду к пяти…»
* * *
Ноги Казимира стали чужими и тяжелыми, он готов был вычеркнуть из памяти рыжего мальчика как неудачную галлюцинацию, если б не шальная догадка о том, что речь идет о шахматах или японском дураке. Он решил не ломать голову зря, а ждать дальнейшего хода событий. По счастью, дети разговорчивее взрослых, и Казимир вскоре узнал, что рыжий мальчик — его будущий ученик, хотя чему он может его научить — тут начинались смешные догадки. Карточной игре?.. Или Казимир превратится со временем в потеху для каких-нибудь нахальных лицеистов… Дитя бодро распрощалось и потопало по газону, чтоб с наслаждением слепить и помять первый снежок, а Казимир, выворачивая шею, горько ему позавидовал, ребенку, который уверен в неизменной траектории Земли, переводе летних стрелок на зимние, уверен в дне и ночи и в шулерских увертках, о которых якобы ему наплел Казимир. О ком же они все бредят, черт возьми… еще неизвестно, что предпочтительней — самому угодить в дурдом или здоровым бродить среди безумцев…
Ни то ни другое сегодня не входило в его планы. Логика вещей требовала срочного возвращения к привычному рисунку мира, без всяких четвертых и далее измерений, и если во времени или Вселенной случились какие-то неполадки, то Казимир совсем не хотел быть к ним причастным, лучше пусть ему насплетничают об этом по телевизору или расскажут за ужином… Он совсем не нуждался в напоминаниях о будущем, ему хватало катастроф и впечатлений сейчас. Но, может статься, это изъян Казимировых зрачков, и «сейчас» — куда объемней, чем он себе думает… Казимир шел в редеющий снег и баюкал свой рассудок, он теперь вроде как лишний, слишком плоский и ничего не объясняющий. Казимира вдруг осенило — зеркало! Вот что его сейчас позабавит — а вдруг он просто постарел за ночь, за время своего занятного сна, возможно, летаргического… Хотя это и не приводит к моментальным метаморфозам… Но жадное и щекочущее любопытство одержало верх, и Казимир зашел в длинный шумный универмаг, где от зеркал рябило в глазах. Суетные магазинные амальгамы ничего нового не отразили, Казимир с обычными своими бледно-голубыми полукружьями-веками… Кроме него в зеркале отразились снующие туда-сюда фигуры и быстрые кадры с незапоминающимися лицами. Здесь суббота казалась самой что ни на есть заурядной субботой, приравнивающей все на земном шаре к необдуманным покупкам и шатанию по бульварам. Двое сумасшедших — не в счет, разочарованно заключил Казимир, но, выйдя из магазина, увидел уморительнейшее зрелище. Огромный пестрый котяра со слипшейся грязными сосульками шерстью на пузе играл с собственным отражением в стекле. Всей тушкой прыгал он на витрину, пулей отскакивал, кувыркался, плюхался в лужу и кенгуриным толчком летел обратно, судорожно отряхая лапы. Казимир не удержался и приманил его к себе. И тут же пожалел о содеянном — кот с уверенным видом потерся о ботинки, поточил когти на Казимировых брюках и принял твердое решение остаться с Казимиром навсегда. Угрожающее постоянство так и прочитывалось в издевательских узких зрачках. Сегодня Казимир уже насытился симпатиями меньших братьев — собачка дамы из парка, а теперь кот, не слишком ли много… Казимир предусмотрительно ускорил шаг, но кот ничуть не смутился этим, он будто даже не торопился, не семенил за… а с достоинством шествовал чуть поодаль своей жертвы, дипломатически соблюдая дистанцию… Я похож на старую деву, ужаснулся про себя Казимир, пора пить корвалол и засыпать засветло на унылой железной кровати с шишечками… Остается благодарить Провидение за то, что кот, к счастью, не разверзнул уста и не поведал человеческим голосом, что он — племянник Казимира из будущей жизни…
Пройдя квартала три, Казимир подустал, и котик подустал, но держался молодцом… Путешествие от кладбищенского парка только казалось получасовым приключением, на самом же деле со временем и впрямь что-то стряслось, и день незаметно склонился к вечеру, незаметно для Казимира… Похоже, его вычеркнули из пользователей земного календаря и черно-белой суточной пропорции сна и бодрствования… Из ближайшей подворотни выплыла черная фигурка потусторонней бабушки… Вот наверняка родственная душа по недоумению, улыбнулся Казимир. Эту бабулю тоже не предупредили о сегодняшнем конце света. Бабуля проводила его взглядом и вдруг визгливо заголосила: «Мучитель, антихрист окаянный… зачем животное заводишь, если все равно на улице бросишь…» Казимир, немного привыкший за последние часы к непрошеным чудесам, тут не выдержал и изрыгнул в сторону старухи такое проклятье, какое и повторить бы никогда не смог… Старуха замолчала, но на лице ее застыла каменная злоба. А кот невозмутимо ждал, пока Казимир остынет и они продолжат свой бесцельный удивленный путь нигде и никуда…
