В театре опасность того, что пьеса окажется заумной, компенсировалась удовольствием от лицезрения роскошной Сары Бернар. И однажды он даже приблизился к ней, выпросив для себя маленькую роль трупа, и потом лежал на сцене, в то время как «божественная Сара» оплакивала мертвого принца.
После театра он обычно отправлялся обедать в «Кафе Англэ», где однажды в качестве десерта была подана знаменитая английская девушка по вызову Кора Пирл, обнаженная и намазанная кремом. (А французы говорят, что английская кухня скучна.)
И нельзя сказать, что Берти предавался всем этим радостям тайком. Обычно он куролесил с компанией друзей из парижского Жокейского клуба и получал огромное удовольствие, представляясь принцем Уэльским. Дамы, едва заслышав его имя, становились куда более внимательными, а иногда даже предлагали ему развлечься с двумя сразу.
Однако довольно скоро слухи об извращенных забавах принца долетели до Лондона, где бульварные газетенки с радостью принялись смаковать пикантные подробности его подвигов. В 1868 году появилась карикатура на принца, покидающего Британию ради французской шлюхи. А одна из газет обвинила принца в том, что он демонстрирует неуважение к своему высокому статусу. Писали, что он как раз собирался выйти в свет, когда получил известие о кончине своего дальнего королевского родственника. Друзья спросили его, что им теперь делать. «Вставьте черные запонки, и идем в театр», — ответил принц. Королеву Викторию это вряд ли позабавило.
Берти приглашает Республику на ланч
В 1870 году Берти всерьез обеспокоился тем, что веселью может прийти конец. Разразилась Франко-прусская война, а мать Виктории происходила из немецкой семьи. Не заподозрят ли французы Британию в тайных пропрусских настроениях? И, что еще важнее, не откажутся ли патриотичные танцовщицы канкана демонстрировать ему свои чулки?
Берти сказал матери о том, что пришла пора наведаться в Париж с дипломатическим визитом, чтобы сгладить острые углы в отношениях между двумя странами. Викторию не так- то просто было одурачить — казалось, она всю жизнь умоляла его посидеть дома и взяться за ум, — но политики нашли идею принца здравой. Итак, он снова отправился в Париж, где окунулся в привычную жизнь, доказывая французам, что бритты по-прежнему их любят (предпочтительно, с участием трех партнеров).
Впрочем, он проводил и политические рауты, ублажая и одновременно раздражая весь Париж тем, что распивал шампанское с французскими роялистами, но отказывался произнести хоть слово против республиканцев. «У этих республиканцев, возможно, горячие головы, — убеждал он герцога, — зато благородные сердца».
Вполне ожидаемо, англо-французские отношения не пошатнулись, и вновь избранное республиканское правительство пригласило Берти принять участие в организации Всемирной парижской выставки 1878 года. Разумеется, он согласился и передал личную коллекцию индийских сокровищ для Британского павильона. Он так твердо настроился на эту поездку, что согласился отослать коллекцию даже после того, как страховщики отказались страховать ее. На открытии выставки кое-кто из республиканских депутатов попытался спровоцировать принца, воскликнув: «Да здравствует Республика!» Но Берти лишь рассмеялся: он не мог позволить политикам испортить праздник.
Тем временем разразился другой дипломатический кризис. Турки уступили Британии остров Кипр, и французы пришли в ярость, поскольку это усиливало позиции ненавистного Королевского флота в Средиземном море и угрожало нарушить хрупкий баланс сил в регионе.
Не стоит беспокоиться. Берти просто пригласил самого влиятельного (и самого республиканского) политика Франции, Леона Гамбетту, на ланч.
Желая сохранить эту встречу в тайне, принц послал за Гамбеттой экипаж. Поначалу беседа была сдержанной и вроде бы ни о чем. Берти поразил внешний вид мелкобуржуазного политика: Гамбетта носил вульгарные сапоги из лакированной кожи и плохо сшитый фрак, а его манеры за столом просто-таки ужасали. Гамбетта, в свою очередь, ожидал увидеть насмешливого сноба, аристократа наподобие французских дворян, но с английским акцентом.
Вступительная речь принца, казалось, подтвердила его опасения: Берти спросил, почему Франция не разрешает своим аристократам активно участвовать в жизни страны. Почему бы не сделать, как в Британии, и не давать звание пэров промышленникам и ученым? Нет, это не пройдет, ответил Гамбетта, потому что потомственный французский барон не станет говорить с герцогом от индустрии. Принц великодушно согласился с этой точкой зрения и сказал, что теперь он понимает французских республиканцев.
Потрясенный Гамбетта рассказывал потом, что ланч был потрясающим и что принц даже продемонстрировал «республиканское дружелюбие». Короче говоря, благодаря Берти стало совершенно невозможно сердиться на британцев из-за Средиземного моря, да и всего остального. В конце встречи Гамбетта скрепя сердце признал, что Франция все равно не может ничего предпринять в отношении Кипра. Берти соблазнил ведущего французского республиканца так же успешно, как он это проделывал с парижскими дамами.
Трон трону рознь
Принц пребывал в прекрасном настроении, и тому была причина. В театральном квартале города только что открыл двери новый центр притяжения, и самые дикие фантазии Берти имели все шансы стать реальностью.
«Ле Шабанэ» был борделем класса «люкс», финансировала его группа богатейших французских бизнесменов, а управляла заведением мадам ирландского происхождения. За его дверью скрывался мир оргазмического восторга. Все девочки выглядели на загляденье, не отличить от самых известных актрис, но и клиентов отбирали так же тщательно. Мужчины ведь приходили сюда не только за сексом, но и выпить шампанского под расслабляющие комплименты и ласки полуголых красавиц, блеснуть остроумием, а уж потом подняться наверх со своим трофеем в одну из пышно декорированных спален.
Все это не противоречило действующему законодательству — спасибо Наполеону Бонапарту, который легализовал дома терпимости еще в начале 1800-х годов. Написанный им закон обязывал работающих девушек проходить регулярное медицинское обследование, что делало проституцию не только легальной, но и безопасной. Мужчинам можно было не волноваться, что они принесут женам сифилис или другую заразу — или все-таки нет? Доктора зачастую были продажными и инфекцию диагностировали лишь в том случае, если мадам хотела от кого-нибудь избавиться. Кстати, при всей роскоши интерьеров в «Ле Шабанэ» не было даже душевых кабинок для девушек.
Клиенты, разумеется, не видели грязную сторону этого дела, и Берти влюбился в бордель с первого взгляда. Он зарезервировал приватную комнату и лично выбирал для нее декор. Он хотел иметь медную ванну, чтобы наполнять ее шампанским, и придумал знаменитое «кресло любви», на котором двое или трое партнеров — включая одного тучного англичанина — могли одновременно заниматься оральным сексом.
Это двухъярусное кресло с бархатной обивкой и позолотой было чудом инженерной мысли. Виктория могла бы гордиться своим сыном за такую преданность науке любви. Верхний ярус представлял собой сиденье с поручнями и стременами, так чтобы партнер номер один мог сидеть, раздвинув ноги. Ниже располагались подножки, которые позволяли второму партнеру стоять или сидеть на корточках перед обитателем верхнего этажа. Нижний уровень представлял собой длинный диван, где мог лежать третий партнер, подставляя лицо аккурат под гениталии второго партнера. Должно быть, ушло немало долгих, напоенных шампанским вечеров на то, чтобы придумать такое, а уж тем более точно рассчитать позиции.
