— Что же будет теперь, в суматохе и суете похода?
Когти впились в сломанную челюсть Дьюранда.
— Когда даже стены кругом — и те из дерюги?
Никто не говорил об убийце — ни единого слова. Ламорик шел со всей своей армией в какую-то западню, расставленную этими дьяволами, а тем временем предатель уже заносил меч над его горлом. А Дьюранд валялся тут, пригвожденный ранениями к полу Расписного Чертога, пока войско движется навстречу катастрофе.
Один из грачей скакнул слишком близко к руке Дьюранда. Несмотря на стальные узы паралича и одышки, Дьюранд не упустил своего шанса. И ощутил, как ломаются сальные перья, как трещат кости у него в кулаке. Грач трепыхался и бился в его пальцах, несколько мучительных секунд хлестал крыльями врага, пронзительно вереща, пока из него утекала жизнь.
Но молодой рыцарь вновь обрел способность дышать.
Маленькие трупик в пальцах Дьюранда рассыпался зловонными каплями. Уцелевший грач перескочил на мертвого соседа Дьюранда, кругом уже поднималась суматоха. Слышался шум приближающихся людей.
— Я еще приду за тобой, — прохрипел Дьюранд, уткнувшись носом в пол.
— Ха! — только и прозвучало в ответ, и птица просочилась между запрокинутых лиц и поднятых в оберегающем знаке пальцев собравшейся толпы в ночь.
Гермунд подоспел к Дьюранду первым.
— Дьюранд! Что происходит? Боже ты мой! — Зловоние Ударило ему в нос. — Ты…
Дьюранд крепко ухватил склизкой рукой запястье маленького скальда.
— Гермунд. Ты говорил, я должен ждать, не должен двигаться, пока кости не срастутся.
— И ты поэтому…
— Надо их предупредить. Отозвать. Время ожидания закончилось.
Скальд вырвал руку из хватки Дьюранда.
— Прах побери.
* * *
Примерно через час, проведенный в тревожных раздумьях, около Дьюранда появился нахмуренный Гермунд с Хагоном, Киреном и самим Патриархом Акконеля. Они положили на тростник рядом с ним что-то, что он не разглядел.
— Здешним коновалам такая задачка не по зубам, — промолвил Гермунд, — но я нашел подходящего человека.
Слепой Хагон улыбнулся. Лисьи усы Кирена неодобрительно подергивались.
Патриарх грозно посмотрел на Дьюранда.
— Ты растреклятый глупец, но проси — и мы сделаем все, что возможно.
— Кто из оставленных здесь способен проделать такой путь? — спросил Дьюранд.
Патриарх хмыкнул, но кивнул своим спутникам. И те — под аккомпанемент вспыхнувшей ярким созвездием боли в сломанных костях — перевалили Дьюранда на носилки и потащили из замка.
* * *
Казалось, целая вечность прошла в тряской лихорадке, а потом Дьюранд распознал над головой своих носильщиков паутину высоких обнаженных арок — развалины верховного святилища. Через них падали косые лучи света.
Рыцарь, скальд, патриарх и знахарь, покряхтывая, пробирались вперед, пока не оказались в старом нефе, где снова перевернули Дьюранда, вынимая его из носилок. Боль была — точно они его на борону швырнули.
— Не волнуйся, — заявил Хагон, — худшее уже позади. — Он улыбнулся. — Я так всегда говорю. Будет ничуть не больно. Или — мне будет больнее, чем тебе. А? — Дьюранд увидел, как сверкнули в улыбке зубы слепца. — Не волнуйся, закрой глаза и глубоко дыши. Скоро станешь как новенький.
Дьюранд хмыкнул.
— Дьюранд, — промолвил сэр Кирен, — эта глупая затея тебя прикончит. Ламорик скачет в окружении целой армии. Что будет проку от еще одного — всего одного — человека? Если случится что-то худое, тут не останется совсем никого, кроме стариков.
— Если ни один из них не в состоянии догнать войско и вернуть его, должен скакать я, — прохрипел Дьюранд.
Хагон повернулся к нему.
— Так вот, тебе говорили, что за такое придется заплатить, да?
Дьюранд ничего не ответил.
Слепец улыбнулся.
— Ну ладно. Я, конечно, не придворный лекарь, но много зим провел знахарем, а тут слишком много раненых, чтобы тобой мог заняться кто-то из больших мастеров. Так что нам с тобой, дружище Дьюранд, придется потрудиться весь солнце-оборот, от зари до зари.
— Целый день…
Дьюранд представил, как войско идет и идет на запад — с каждым мигом все дальше и дальше.
— Дыши ровно. С ребрами оно всегда так — а следовало бы целый год. А теперь вот увидишь, как над тобой будут ворожить. — На боку у слепого висела сумка. Дьюранд увидел, как проворные пальцы Хагона достают оттуда несколько горшочков и сдирают с них крышечки. — Тут у меня кое-какие недурные снадобья. Можешь не сомневаться, я к ним руку приложил. — Там были травы, какие-то внутренности и одно Небо знает что еще. — А ваше верховное святилище — самое подходящее место для такого дела. Надеюсь, даже сейчас это все еще святая земля.
— Не отходи далеко от алтаря, знахарь, — предупредил патриарх. — Оковы древних патриархов по всему королевству ослабли. Из-за Нефритовых Пределов выходят чужаки. Изгнанные зашевелились в тенях. Чья-то темная длань готовится нанести удар. Скоро, скоро трепещущее королевство будет отдано во власть Изгнанных и демонов. Клятвы десяти тысяч владык рассеются, как облачко пара зимой…
— Но здесь-то — достанет святости? Так что посмотрим-посмотрим, — проговорил слепец и повернулся к Дьюранду. — А ты-то сам, ты уверен, что ты этого хочешь? Если нет — только скажи, и эти трое тебя оттащат обратно. Я не против.
Дьюранд сощурился, гладя на бледное пустое небо над головами Оредгара, Кирена, Хагона и скальда, всем сердцем ощущая, как стремительно удаляется, катится прочь, как волна, войско — и думая о том, что Ламорик вот-вот получит удар ножом в спину и даже не подозревает об этом. Кто-то из его войска предал своего господина.
— Хагон, если это можешь сделать только ты, я буду благодарен.
— Неплохо сказано, — заметил Хагон, — для человека с проломленной головой. Засим, уж прошу прощения у ваших милостей, приступим…
Патриарх Оредгар поднялся. Полы его шафранового одеяния потемнели от пепла. Рыцарь и скальд склонили головы. И вот Дьюранд остался один.
На бледном лице Хагона застыла решимость. Он поднял длинные руки.
— Прости, дружище, но я должен знать, что тут да как.
Сильные пальцы нажали — не самое приятное ощущение — на лицо Дьюранда.
— Глаз, щека, нос, подбородок, зубы, ключица, ребра, снова ребра. — Руки поднялись. — А теперь попытайся вобрать в себя побольше воздуха. Давай! Дыши!
Дьюранд и так изо всех сил пытался вдохнуть поглубже.
Руки Хагона перебирали горшочки с лекарствами. Гермунд оставил пред алтарем костер, и Хагон запел.
