«Оспрей» по инерции шел вперед, пока не налетел на риф.
Сокрушительный удар. Маэлох упал и прокатился по палубе. Затем, схватившись за перила, встал на четвереньки. Судно сильно накренилось. Огромные волны несколько раз ударили лодку о камень. Раздался треск, подобный раскату грома. Это лопнули шпангоуты. Море перемахнуло через борт.
Мимо покатился человек. Маэлох старался удержать его, но вес был слишком велик: на кожаную куртку нашиты были металлические кольца. Матроса смыло за борт, и он исчез.
Опять поднялся ветер. Волны усиленно молотили «Оспрей». В конце концов он не выдержал и развалился на части.
Маэлох оказался в воде. Набирая в легкие воздух, выныривал на поверхность и снова оказывался в темном водовороте. И все же он плыл. Страха не было. Он словно смотрел на себя со стороны. Наблюдал за борьбой, давал советы, тело старалось им следовать. Вдруг вспомнил Бету и детей, Теру… она носила их будущего ребенка. Помогут ему боги или нет, но до дома он доберется.
Камень оцарапал его. Он вытянул руку, схватился за скалу, пополз.
Когда, вскарабкавшись на риф, ощутил под ногами твердь, туман рассеялся. Мерцали первые звезды. На буруны падал лунный свет. Обломки лодки бились о скалу. Никого не было видно.
Ладно, продержится. Во время шторма Волчица никогда полностью не уходила под воду. А завтра сюда придут спасательные лодки. Он постучал себя по груди. Может, согреется.
Вдруг он увидел женщину. Она поднялась на риф и направилась прямо к нему. Она была совершенно голая, мертвенно-бледная. Наготу ее прикрывали волосы. Она улыбалась. Протягивала к нему руки.
Он узнал ее. Только не может того быть. Скорее всего, ему это снится. Нужно проснуться. Он попятился, завопил:
Дальше отступать было некуда: обрыв. Она подошла и обняла его. Сила ее была нечеловеческой. Тело намного холоднее морской воды. Она качнула его назад и опрокинула. Последнее, что он видел, прежде чем ушел под воду, была ее улыбка.
Она тут же прыгнула в воду и поплыла к шлюпкам. Надо было безопасным путем вывести их в океан.
Глава пятнадцатая
I
Дом епископа в Аквилоне всегда отличался скромностью, а при Корентине обстановка в нем стала почти аскетической. В маленькой комнате с беленными штукатуркой стенами находилось лишь несколько вещей, принадлежавших лично ему. В основном это были подарки, полученные им в разные годы: модель корабля, раковина, стеклянный кубок, ваза для цветов, кукла, которую перед смертью подарила ему маленькая девочка. Дары любви согревали сердце. Комната эта слышала много горя.
Грациллоний сидел на низеньком табурете, сгорбившись над высоко поднятыми коленями. Ладони умоляюще раскрылись.
— Что я сделал? — голос его охрип от непролитых слез.
Глядя ему в лицо, Корентин мягко ответил:
— То, что ты сделал, было правильно. Хвала Господу за то, что ты оказался на это способен.
— Но какой ценой! Маэлох и все другие, доверившиеся мне, погибли.
— Да, это трагедия. Но вины твоей в том нет. Ведь у тебя не было профессиональных солдат.
— Но все равно…
— Все равно подумай о том, чего ты для всех добился. — Корентин стал загибать узловатые пальцы. — Варвары понесли большие потери. Можно надеяться, они получили урок и появятся теперь здесь нескоро. А это означает, что даже в тех домах, где сейчас оплакивают мужей, жизнь со временем наладится. Кроме того, люди поверили в себя. Под твоим командованием они разбили дикарей. Не думаю, что Господь осудит их за такую гордость. И добыча. Раз уж нет возможности вернуть ее бывшим владельцам, так как большая часть их погибла, ты разделишь ее по справедливости. Мужчинам или вдовам — замечательно, что ты подумал о вдовах, — деньги сейчас ой как нужны. Люди, что делятся с бедняками, получат вознаграждение на небесах. Что касается основной части добычи… ты говорил что-то о своих намерениях до того, как с тобой случилось несчастье. — Священник перегнулся с табурета и взял Грациллония за плечо. Морщинистое лицо его потеплело. — Они достойны Маккавея.
Грациллоний опустил глаза в пол.
— Может быть. Хотя разве золото не проклято? — Он содрогнулся. — Какой ужас мы испытали…
Корентин крепче сжал его плечо:
— Тебя что-то потрясло. Ты сказал мне лишь, что под конец случилось что-то ужасное. Что это было?
Грациллоний задыхался.
— Говори же, — настаивал Корентин. — Ты уже столкнулся с этим. Теперь можешь сказать.
Грациллоний тяжело дышал.
Корентин обнял его.
— Но я же могу узнать обо всем от других, — сказал он спокойно. — Лучше, если услышу от тебя. Что это было, дружище?
Грациллоний кашлянул, уткнув бороду в свою грубую одежду:
— Это… это была Дахут. Моя пропавшая дочь Дахут была в море. Она звала меня и вела к своему любовнику Ниаллу, тому, что погубил Ис. Сова пыталась остановить его, а Дахут поднялась из воды и потащила птицу в воду. Больше ничего не знаю, но… но Ниаллу удалось скрыться. И кораблекрушение Маэлоха без нее не обошлось. Ведь так?
Корентин погладил его по волосам.
— До нас доходили подобные слухи, — сказал он. — То, что случилось сейчас, — лишнее тому подтверждение. За исключением того, что правда — еще хуже. Тебе придется вытерпеть это. Ведь ты солдат, ты сможешь.
— Что я могу сделать?
— Думаю, что ты уже сделал. Одержал победу ради народа. Не падай духом.
Корентин поднялся и налил в две кружки разбавленного вина. Грациллоний крепко сжал деревянную кружку.
— Пей, — сказал Корентин. — Господь пил накануне своих мучений. Ты сейчас тоже мучаешься.
Грациллоний повиновался. Сделав два глотка, сказал, обратив в пространство невидящий взор:
— Дахут. Она была таким милым ребенком, похожим на свою мать.
Корентин встал, покачал головой и незаметно перекрестился.
— Как могло это с ней произойти? — недоумевал Грациллоний. — Как произошло такое превращение? Почему?
— Это тайна, — ответил Корентин. — Возможно, самая темная тайна.
Грациллоний в изумлении поднял на него глаза:
— Что именно?
— Зло. Откуда зло. Отчего Господь его дозволяет.
— Митра… — Грациллоний осекся.
— О митраизме я наслышан. Там ты тоже не найдешь ответа. Они станут рассуждать о космической битве Ахура-Мазды[17]с Ариманом. Но ведь это ничего не объясняет, правда?
— Я оставил митраизм с тех пор, как Ис пошел на дно.
