Где мне ждать его? Может, в каком-нибудь общественном месте? В толпе в молле? На пляже среди загорающих и серферов? Но вряд ли это как-то меня обезопасит. Верховного свидетели не смутят и не остановят. Черт побери, да он, вероятно, и не человек вовсе.
Еще одна причина для встречи один на один.
Пусть покажется сентиментальным или старомодным, но я считал это нашим личным делом и не хотел втягивать в него других.
Я решил встретиться с ним в домике Эдсона. В месте, для меня самом близком к понятию своей территории, и, хотя вряд ли я получу там какие-либо преимущества, хотя бы буду чувствовать себя комфортнее. Я знаю планировку дома, знаю, где что лежит. Я смогу маневрировать, если придется.
Вопрос в том, что сказать ему. Я получил шанс, о котором просил в письме за письмом, шанс встретиться с ним лицом к лицу, шанс высказать ему все, что хочу.
А чего я хочу?
Я хочу, чтобы он оставил меня в покое, чтобы позволил мне жить своей жизнью и не вторгался в нее, чтобы держался подальше от моих друзей и родных. Я хочу, чтобы он освободил тех Писателей Писем, которые хотели освободиться, чтобы вернул Элен и Фишера к их настоящим семьям, чтобы отпустил по домам остальных моих друзей. Это на личном уровне. В более широком смысле я, пожалуй, хочу, чтобы он… остановился. Я понимал, что это невозможно. Я с трудом освобождался от безразличия и равнодушия, а ведь мне было всего за тридцать. Он же столетиями, возможно, тысячелетиями вербовал Писателей Писем, воспитывал их в своей вере, создавал для них особый мир. Насколько я знал, он манипулировал человеческой историей столько времени, сколько существовала письменность. И он точно не остановится только потому, что я его попрошу. Но может быть, мне удастся убедить его сузить круг адресатов до нам подобных. Пусть Писатели Писем пишут только другим Писателям Писем и оставят в покое простых людей.
Да кого я обманываю, черт побери?
Надо бы запастись каким-нибудь оружием. Просто на всякий случай.
Каким оружием? Я не умел стрелять, перестрелки видел только в кино, да и понятия не имел, где нелегально купить пистолет до вечера или завтрашнего утра. Какое еще оружие, кроме пистолетов, я знаю? Ножи? Бейсбольные биты? Чем, бога ради, можно победить тысячелетнее существо, породившее письма, которые создали Библию?
Я как раз проходил мимо младших школьников, игравших в камень-ножницы-бумагу.
— Ножницы режут бумагу! — победно выкрикнул один из мальчишек.
Ножницы режут бумагу.
Почему бы и нет? Ножницы — отличный символический выбор. И если я поведу себя правильно, они даже не покажутся оружием. В конце концов, у ножниц куча несмертельных назначений. Конечно, в схватке они не слишком удобны, но при умелом обращении в сочетании с элементом неожиданности могут стать вполне эффективным оружием.
Размечтался!
Я не смогу убить Верховного ножницами.
И все же они придадут мне уверенности. Я поклялся найти до вечера подходящую пару. Поищу в доме, а если не найду, успею смотаться в местную аптеку.
В ящике на кухне ножницы нашлись. И даже лучше, чем я ожидал. Старые, острые, с отлично заточенными лезвиями, похожие на антикварные, но резали они гораздо лучше и эффективнее любых более новых. Я ткнул ими в мешок с мусором.
Сойдет.
Завтра мне понадобится вся моя изобретательность, я должен быть предельно сосредоточен, поэтому я лег спать рано, в полном соответствии с наказами Бена Франклина: рано ложиться и рано вставать — будешь здоровым, богатым и мудрым.
Я открыл глаза и взглянул на часы рядом с кроватью: половина одиннадцатого.
До полудня осталось всего полтора часа.
Я вскочил с кровати, быстренько принял душ. Я даже припомнить не мог, когда спал так долго. Я сварил себе кофе, съел немного хлопьев и тост, опять взглянул на часы. Боже правый! Почти одиннадцать!
Я запаниковал. Нашел ножницы, сунул их за ремень, как киногерой. Если он явится раньше, я буду готов.
В дверь позвонили.
Вот оно!
Дыхание стало прерывистым, сердце заколотилось как сумасшедшее, ладони взмокли от пота. Я вытер их о штаны и открыл парадную дверь.
На пороге стоял почтальон. Во всяком случае, он выглядел как почтальон. Синяя униформа, похожая на форму почтовых работников, но покрой чуть более военный, как будто из фильма о фашистской Германии. С едва скрываемой усмешкой почтальон протянул мне конверт. Я взял, взглянул ему в глаза. Он был одним из нас.
Захлопнув дверь перед его носом, я уставился на конверт. Бумага обычная, слегка тонированная. В таких конвертах пересылают чеки или почтовые переводы. Ни марки, ни адреса. Я вынул из-за пояса ножницы, отрезал один край конверта, сунул ножницы обратно, достал и развернул письмо.
Ничего похожего я никогда прежде не видел: не кириллица, не арабская вязь, не иероглифы, как будто что-то внеземное. Хотя буквы располагались горизонтальными рядами, не похоже, что их написал человек. Родной язык Верховного, подумал я, тот язык, что он привнес в наш мир.
Я таращился на текст, не в силах отвести взгляд, загипнотизированный незнакомыми символами, вдруг задвигавшимися по бумаге. На моих глазах буквы перемещались, менялись местами. Я почти понимал, что там написано. Будь у меня еще немного времени, мои глаза и мозги приспособились бы…
Дом вокруг меня растворялся, знакомый мир превращался в серую аморфную массу. Я продолжал таращиться на письмо, уверенный, что если еще хотя бы чуточку сильнее сосредоточусь, то пойму адресованное мне послание. Я должен был понять значение этих слов, мне это казалось жизненно важным.
И вдруг внимание мое рассеялось. Письмо съежилось в моих руках, буквы замерли, ощущение близости разгадки растаяло так же быстро, как острое желание понять смысл письма.
Я поднял глаза.
И снова попал в царство кошмара. Моего кошмара.
5
Первое, что я увидел, — цирковой шатер.
Я брел по пыльной дороге, точно как в своем сне, и передо мной возвышался цирковой шатер. Я обернулся, надеясь увидеть хоть какой-нибудь намек на реальность, но увидел лишь вьющуюся по пустыне дорогу, терявшуюся в зыбком раскаленном воздухе, искажавшем расстояние, превращающем все в дымку, как на картинах импрессионистов. За время, прошедшее с последнего сновидения, я не забыл ни одной детали, и чувство страха, охватывавшее меня каждый раз, возродилось мгновенно. Челюсти сжались, мышцы напряглись.
Раскаленный воздух был совершенно неподвижен, но грязные края красно-белой полосатой ткани разлетелись. За открывшейся треугольной пастью замаячила тьма, как в квартире номер 3.
Шангри-Ла.
Где же я? Весь мир создан из моего сна? Верховный вдыхает жизнь в мои кошмары? Или мне снится реальное место, которое мой спящий мозг путает с этим иным миром? Или меня загипнотизировали и я воображаю все это, валяясь на полу в домике Эдсона?
