«Ехать в одной коляске с краснокожим? Это уж слишком!».
— Я бы предпочел верховую прогулку, — сказал Хелмс.
— Кажется, ваше намерение все-таки не очень твердое.
— Твердое, — сказал Хелмс. — Если это так уж необходимо, поедем в вашем экипаже, мистер Кливленд.
* * *
Извозчики, дежурившие на стоянке возле «Камино Реал», сегодня вечером были удивительно покладисты. Вопреки традиции, они не торговались с седоками, и соглашались везти их в любой конец. Лишь бы уехать. Лишь бы не задерживаться. Уж больно неуютно им было здесь сегодня вечером. Сам капитан рейнджеров Джек Джонс стоял возле крайней пролетки, дымя сигарой и мирно беседуя с кучером. Конечно, Джонса могли привести к отелю и обычные заботы, свойственные молодому неженатому мужчине. Но тогда что делали тут его рейнджеры? Эта публика была слишком хорошо известна местным извозчикам, слишком часто их приходилось развозить после гулянок в ресторане. Но сегодня все эти молодчики были трезвы как стеклышко, одеты по-городскому, и не шатались по площади всей оравой, а старались держаться поодиночке, смирнехонько прохаживаясь вдоль панели. Не к добру такой сбор, решили извозчики, только и мечтая поскорее убраться отсюда. Мирный вечер, начавшийся с появления даже трезвых и безоружных рейнджеров, легко мог перерасти в кровавое побоище.
Если б извозчики слышали, о чем говорил Джонс, они бы, возможно, и седоков не стали бы дожидаться.
— Почему бы мне ей не верить? — говорил он. — Девчонка нас никогда не обманывала. Ей незачем выдумывать. Что видела, то и говорит. Медвежонка завалил Зак, я уверен.
— Ты же знаешь Медвежонка, — отвечал ему Орлов, сидя на козлах и перебирая вожжи. — Дал бы он себя завалить первым же выстрелом?
— Я долго думал об этом. И всё понял, когда поставил себя на его место. Представь. Вот перед тобой Майер. Он рвется в номер, где идут переговоры. Ты наставляешь на него ствол. И вдруг какой-то пьяный, который в другом конце коридора тискает девку, вдруг он стреляет в Майера! Что ты будешь делать? Стрелять в ответ? Если бы пуля просто ударила в стенку рядом с тобой, тогда все ясно. Но стреляли-то не в тебя! Да, знаю. Ты бы все равно выстрелил в ответ. И я бы выстрелил. Но не сразу. Наверно, этой секунды ему и не хватило, чтобы ответить. Да еще тот прикрыт бабой… — Джек Джонс бросил огрызок сигары в лужу. — И тут Зак стреляет снова. Не знаю, зачем ему было надо убивать Майера. Но Медвежонка завалил он, и никто другой. Ему и отвечать.
— Ты говорил об этом с маршалом?
Джонс посмотрел на Орлова так, будто тот его смертельно оскорбил. И ничего не ответил.
— Я слышал, что этот Зак — иностранец, — сказал Орлов. — Еще говорят, что полковник Хелмс использует его для связи с зарубежными партнерами. Если это правда, и если Зак — человек Хелмса…
— Все равно, — перебил его Джонс. — Мне теперь все равно. Апач исчез без следа, и тут же убивают Медвежонка. Они наверняка работали на пару, тайком от всех… И еще эти чертовы мулы, которых они нашли в каньоне… Я не понимаю, что творится. И мне это надоело. Я простой техасский парень. Если убивают моих друзей, я не стану ждать, пока маршал предаст суду преступника. Я пока еще и сам на что-то способен.
— Могу я тебя попросить об одном одолжении? — спросил Орлов. — Только об одном.
— Просить-то ты можешь… Ну?
— Если сейчас вместе с Хелмсом выйдет Зак…
— Его нет в отеле, я проверял, — остановил его Джонс. — Так что можешь смело просить, чтоб я не стрелял в него сразу. Да? Ты этого хотел? Да мог бы и не просить. Я не стану ломать твою игру. Не знаю, что за игру ты ведешь. Но ломать не стану. А теперь могу я задать тебе один вопрос?
— Если ты о той женщине, с которой я приехал, то — да, это она, — сказал Орлов.
— Газетные снимки — полное дерьмо, — сказал Джонс. — Ни за что бы не опознал ее по ним. Значит, и всё, что о ней писали, такое же дерьмо, как и снимки. Так?
— Джек, поговорим о ней потом, не сейчас.
— Пол, ты не понял. Мне надоело терять друзей. Не то чтоб я сильно за тебя опасался. Тебя так просто не возьмешь. Но… Ну пойми ты! Мне надо знать, что за человек рядом с тобой.
— Хороший человек. Надежный. Она не крадет, не убивает, не завидует, не прелюбодействует, почитает родителей и не поклоняется кумирам.
— Святая?
— Нет. Святые не убивают кабанов. А она это делает, когда больше не из чего приготовить ужин.
Джонс улыбнулся, впервые за вечер, и подал Орлову руку:
— Я пошел. Удачи тебе.
27. Сделка
Вера почувствовала, как вспыхнули щеки от слов Орлова. Наверно, даже в полумраке закрытой пролетки было бы видно, как она покраснела. В ее кругу комплименты считались одним из позорных атрибутов мужского угнетения. Произнося свою тираду, Павел, несомненно, учитывал, что Вера ее услышит. Но можно ли считать комплиментом простую констатацию того факта, что женщина способна охотиться? Поразмыслив, Вера пришла к выводу, что сказанное Орловым надо расценивать не как банальный комплимент, а как чисто мужское хвастовство. Один самец хвастается перед другим своим новым приобретением — самкой, способной без его помощи управиться с кабаном.
Наверно, ход мысли слишком явно отразился на ее лице, потому что когда Орлов заглянул в пролетку, его брови удивленно поднялись:
— Ты чего такая сердитая?
— Совершенно не обязательно было извещать его о моем присутствии, — сказала она сухо. — Не забывай, я объявлена в розыск как государственная преступница. И Джонс теперь обязан меня задержать. А ты сам говорил, что он очень ревностно относится к своим обязанностям.
— Государственная преступница уже похоронена, разве ты забыла? — Павел улыбнулся. — Джек — мой друг. Если б у него появилась женщина, хоть немного похожая на тебя, я бы за него порадовался. Вот и он сейчас рад за меня.
— Оставьте ваши комплименты, граф! — Она снова покраснела. — Паша, извини, но ты меня отвлекаешь. Мне надо приготовиться к тяжелому разговору. А ты действуешь на меня не лучшим образом. Не мешай, умоляю.
Он, погасив улыбку, отвернулся и снова уселся на козлах, понуро опустив голову в кучерском цилиндре. Вся его фигура выражала терпеливое ожидание.
«Скоро ли? Почему не идет Хелмс? — думала Вера. — Что, если его не удастся склонить к переговорам? Значит, снова война? Что ж, значит, будем воевать, пока не кончатся заряды. И пока нас не остановят…»
Сердце ее тоскливо сжалось. Она с ужасом вспомнила пламя, полыхавшее над разрушенным зданием, и волны черного дыма, в которых то появлялись, то пропадали человеческие фигурки. Люди боролись с пожаром, а Вера смотрела на них с высокого холма — и хотела быть вместе с ними. Там, внизу, были те, ради кого и делаются революции — люди труда, люди, продающие свою жизнь богачам. Ну, и какая им польза от усилий Веры, от бесстрашия Павла, от меткости и сноровки Кливленда? Одно только горе, вот что принес им тот взрыв. Бедняки не стали ни свободнее, ни богаче.
